Поддернув Ульяну за руку, чтобы та повернулась, Виктор встал к ней лицом. Двинулся чуть вперед. Та отвлеклась, хотя уже держала открытой стеклянную дверь, чтобы выйти дальше в холл. Громов смотрел ей точно на шрам на шее, ведь Вирхова была около ста восьмидесяти. Как бы ему не хотелось, посмотреть на ее восточное, загорелое и изувеченное шрамом лицо, удавалось не всегда.

–– И все же, кофе? – спросил он, поглядев на часы. – У нас есть еще пара минут до того момента, как мы начнем опаздывать. Расскажу пару новостей, а то боюсь в твоей конуре и радио то не берет.

–– Если раскошелишься на черный чай с лимоном, то, не без боли в сердце, я все же тебя, наверное, послушаю. – большим пальцем указала она на небольшой буфет с за дверью, все же проходя дальше в коридор. – Но это только потому, что я не сплю вторые сутки.

Громов медленно прошагал мимо нее, будто удостоверяясь, что она сейчас не сорвется с места, чтобы сбежать. В буфете ожидал адъютант в поварском колпаке набекрень. Над ним висело меню с разнообразными названиями и ценниками. А за спиной у солдата стояло несколько великолепных итальянских кофемашин. Виктор долго водил пальцем по воздуху, пытаясь разобраться в меню, и наконец указал:

–– Нет, Ульяна Евгеньевна, ты должна попробовать вот это… Это эспрессо. Он прямо как ты: крепкий, черный, на него страшно смотреть, но держит в тонусе весь организм. Я попросил включить этот кофе в рацион солдат на мобильных комплексах ядерных ракет, чтобы те не засыпали на пультах, когда держат руку… над красной кнопкой. – он ухмыльнулся, скосившись на нее. – Надо же, уже почти приготовилось?

–– Считаешь это смешным? – будто невзначай одернула его та.

–– Кофе? Нет, что ты, кофе – это не смешно. Но обычно он бодрит. – пожал плечами тот, протягивая Ульяне пластиковый стаканчик с черной жидкостью. – Знаешь, я разделяю твой интерес к чаю. Все-таки я родился в Советском Союзе и застал тот самый индийский, со слоником на упаковке. Сейчас такого и не делают. Но и в кофе нет ничего страшного. Ну, если мы исключим срыв поставок в случае войны…

–– Шутки твои… – она выкинула стакан в мусорку. – Я хотела чай.

–– Ты должна мне четыреста рублей! – поглядел Громов на пущенную в расход жижу. – Я всегда думал, что ты смотришь на вещи объективно, Ульяна. Я всегда надеялся на твое здравомыслие, так может быть не стоит меня подводить и уподобляться этим говорящим головам с телевидения? Ну, брось, кто на нас нападет, какая война? Гражданская? Да тю… – протянул он, отпив свой кофе. Чуть подул, доверительно кивнув. – Это же бред. Я не понимаю, с чего такое взялось? Государство крепко, фундамент вроде, хе-хе, не шатается. Недовольные? Так они будут всегда и при любом режиме и расправляться с ними мы умеем. Мы же русские, как говорится – с нами Бог. Я не хочу тебя оскорблять, все же твой цвет – красный, но подумай, сейчас же у людей больше свобод, больше… м… выбора. Куда пойти, что купить и что посмотреть. Да, недостатки, забастовки и приватизация, но ведь всему этому есть логичное объяснение в виде подстрекателей и паникеров. Простому люду, что работает на заводах, зачем против нас выступать?

–– Я не понимаю, к чему ты пытаешься меня склонить? – хмыкнула она, складывая руки на груди. – То, что ты несешь – полнейший бред. Я была советским солдатом и ношу форму сейчас лишь для того, чтобы такие, как ты, окончательно не уничтожили мою Родину.

–– Да, ты у нас молодец и умница, Ульяна, без преувеличения главная любимица нашего министра. И главный его советник… – снова пожал плечами он, подув на кофе. – И кабинет ей не нужен, и не спит, не ест, а работает. Да вот только твой век прошел. Ты защищаешь простой мусор, выброшенный на обочину истории. Нет больше СССР, нет ни ГДР, ни Варшавского блока. Все! Народы показали, что единство между ними не приводит ни к чему, кроме тирании одних над другими. И весь этот мусор отбросился сам, как ступени от ракет! Все, чему ты присягала, проиграло джинсам по девятьсот рублей и туалетной бумаге. Тебе жаль Прибалтику? Или ты скорбишь по Грузии, в кампании с которой ты участвовала? Ты ведь русский генерал! Прошлое так и останется прошлым, надо думать, как нам выигрывать в будущем.