В это время к ним приблизился высокий, статный рыцарь в полном вооружении, но без шлема. За ним следовал единственный оруженосец с синим знаменем, вышитым золотыми шарами – гербом Медичи. Случайно в эту же секунду к герцогу присоединился и Макиавелли, так что изгнанный князь и посланник республики встали лицом к лицу. Последовала короткая пауза.

– Мессир Никколо Макиавелли? – мягко произнес Медичи, ученый и храбрый муж? Я рад видеть вас.

– Я – посланник Флорентийской республики, синьор, – серьезным тоном ответил Макиавелли. – Но я точно так же рад видеть вас здесь.

– Хо-хо-хо, мессир Никколо, как понравилось вашим согражданам мое последнее посещение Вальдарно? – с мрачным хохотом спросил Вителлоццо.

– Настолько понравилось, что они вскоре ответят на него, – отвечал посланник.

– Я думаю, все казни египетские не могли бы лучше хозяйничать в стране, – продолжал великан.

– Ну нет, вы уж слишком стараетесь из-за одного! Тень вашего убитого брата должна уже быть теперь удовлетворена! – сказал Цезарь, нарочно вызывая это воспоминание в его памяти.

– Бывают, герцог, люди, которые кровь родного брата ценят так же, как купцы свои товары, – мрачно ответил Вителлоццо. – Имя своего брата я уже вписал на каждой пяди флорентийской земли, и надеюсь еще яснее написать его во Флоренции!

– Успокойся, успокойся, Вителло! – прервал Медичи своего недипломатичного союзника.

– Я не премину поставить об этом республику в известность, – заметил Макиавелли.

– И вы можете еще в таком случае прибавить, – дрожа от гнева, снова громко завопил великан, но Медичи снова перебил его:

– Нет, мой добрый Никколо, поезжайте лучше рядом со мной, и мы будем говорить о таких вещах, которые могли бы положить конец этой ужасной распре.

– Да, благородный господин, но, как мы видим, пилюли позолочены, – кидая насмешливый взгляд на знамя, сказал Макиавелли, – однако уверяю вас, что Флорентийская республика опять проглотит их!

– Господа, господа! – воскликнул Бембо, присоединяясь наконец к группе. – Когда же мы доберемся до Рима, если проболтаем здесь до захода солнца! Я думаю, не пойти ли вам всем вместе дальше, а будущее предоставить Господу нашему…

И так как всем было ясно, что дальнейшее не приведет к добру, все решили последовать его предложению. Цезарь, как будто не желая стеснять друзей своим присутствием, заявил, что поедет вперед в Рим в качестве их герольда, и, вернувшись к своему отряду, дал приказ трогаться в путь. Прошло несколько времени, прежде чем войско Вителлоццо последовало его примеру.

– Неужели ты думаешь, что я когда-нибудь стану терпеть надменное высокомерие этого быка в полном вооружении? – сказал Цезарь, заметив мрачный взор Макиавелли. – А что касается Медичи, то я не забыл тот день, когда ездил во Флоренцию хлопотать за жизнь одного из моих слуг, нечаянно убившего в ссоре флорентийского гражданина? Отец был тогда простым кардиналом, только еще мечтавшим о папской тиаре, а Пьетро Медичи был в полном блеске счастья! Честное слово, Никколо, я целый день ожидал у него в прихожей вместе с его лакеями, а к вечеру он велел передать мне, что занят и не может принять меня! Занят, черт возьми! Тогда я уехал, предоставив своего беднягу-слугу его милосердию, а он приказал колесовать его! Колесовать моего самого верного слугу!

При этом воспоминании о перенесенном оскорблении, которое, как было известно, Цезарь никогда не простит, Макиавелли немного успокоился.

Между тем Рим со своими бесчисленными башнями и зубцами все яснее выступал в сверкающем воздухе. По равнине со всех сторон к городу то группами, то в одиночку тянулись благочестивые пилигримы всех сословий. Казалось, только узкая полоса Тибра отделяла Цезаря и его спутников от цели их путешествия.