«Главное не останавливайся!»
Длительный путь прерывает крепкая хватка. Она выдергивает, тащит за собой. Наконец ступает на твердое и земля под ногами. Все так же не видит и не слышит, поэтому понять, что или кто ведет вперед, невозможно. Будет называть это и дальше Хваткой. У всего существует определение, так проще. Хватка тянет долго за собой, пока не приходит тепло. Наконец отпускает. Грубой силой выталкивает на что-то мягкое.
«Жар?»
Протягивает руку и ощущает боль.
«Горячо!»
Огонь… Значит, имеются чувства, пусть и не все. Помнит, как слезятся глаза от костра, но сейчас это невозможно. Зрачков нет. Трогает то, что должно фигурировать лицом. Кончики пальцев шелестят по голове. Ни волос, ни ушей, вообще ничего. Только форма. Поэтому не слышит, не говорит и не видит. Знает, что все правильно. Так необходимо.
«Но зачем?»
Нет усталости, лишь моральная рана от гнетущей пустоты. Но есть огонь, нравится исходящая от него теплота. Радуется боли в руке от ожога. Это стоит того, чтобы вспомнить костер. Чувствует, путь продолжиться, как, и задумано, но не в данный момент. Пока ждет. Приходит хватка и снова тянет за руку, а затем передает что-то. Сжимает палец, ведет им по выпуклым отверстиям и линиям полученного предмета. Это же буква. Вручает еще много таких же. Составляет вместе с хваткой слова. Понимает их.
«Семеро придут. Появятся, когда нужно начать заново».
Подключаются другие четыре пальца, время ускоряется. Слепота отступает, буквы преображаются в картинку. Снова слышит, чувствует. Смотрит на ворота. Проносится лай собак. Запах стоялой воды.
«Что со мной?»
Серия 2. Идол резчика
___________________________________________________________________________
«Я могу вырезать статуэтки Будды хоть целую вечность―
– пламя ненависти не утихнет…»
(с) Секиджо.
Секиро
___________________________________________________________________________
Летнее солнце прикрепилось к чистому небу, свет дотронулся до болот вокруг деревни Камышей ранним утром. Сияние съело дома, сделанные из стеблей, металлолома и строительного мусора старой канувшей эпохи. Колоски с метелок плавали на торфяном покрове, словно маленькие лодочки. Огромные ягоды кричали всем своим видом, что созрели и готовы упасть в корзины сборщиков. Лучи дотянулись так же до массивных клеток, болтающихся на возведенных столбах в северной части болот. Напротив самодельных тюрем над водой, прямо на берегу, торчали колья из земли со следами запекшейся крови. На небе застыли они. Семеро неизвестных, пришедших в этот мир.
* * *
– Я всегда рядом, помни… ― женский голос успокаивает. Что-то в нем знакомое. Вокруг пустота, четко различимы пышные губы, а лицо трудно разглядеть, как в портретном режиме, но размывается не только фон, но и черты. Он все равно помнит ее красоту и безупречность. Баклажанные волосы, шикарное тело и страсть. Таких же чувств никогда ни к кому испытывать не сможет. Весь абсолют меркнет перед ней. Полностью обнаженная девушка сидит на нем и улыбается. Хочется остаться в этой пустоте навсегда вместе. Рисунки на ее желанном теле стали лучше различимы. Отдаленно доносится гавканье. Девушка покачивает бедрами быстрее и говорит другим, не своим голосом странную фразу:
– Раньше люди ездили на автобусах в огромные магазины…
* * *
– Раньше люди ездили на автобусах в огромные магазины. Тогда не приходилось охотиться и собирать ягоды. Всего хватало в достатке больше, чем необходимо, ― донесся нежный женский голос. Девушка рассказывала их дочери о прошлом.
И не слова любимой жены разбудили его. Проснулся Кенр от лая собак с улицы. Привычные стены из камыша, укрепленные листами металла со сколотым кирпичом, вернули в реальность. Ему снился странный сон, в нем исчезло лицо, но это не самое важное и лишь отправная точка. Затем пришла она… Желанная девушка с баклажанными волосами и вернулись зрение со слухом. Стало стыдно перед своей женой, ведь та в нескольких шагах от него. Кенр покраснел и попытался выкинуть из головы образ женского тела со странными татуировками. Ноздри втянули запах болота, просочившийся через открытое окно. Между ног торчал огромный стояк из-за сна, зависшего в памяти и не собиравшегося пока смываться в далекие уголки мозга. Дочь с женой не должны увидеть это позорище.