Они проговорили ещё часа два. Утром Командир вернулся на строящийся звездолёт, а сын продолжил отдых.

Старший сын Командира, Василий, бороздил окраины Ойкумены пилотом на патруле Спасательной службы. Средний, Орест, второй год обретался научным сотрудником в Юго-Восточном заповеднике и со временем обещал стать светилом в генном программировании или ещё бог весть в какой науке, занимающейся возвращением к жизни саблезубых кошек.

Кому они нужны, эти саблезубые? Однажды, еще, будучи студентом, Орест привёз с собой домой эдакую полосатую страхолюдину, доходившую ему до пояса, это при его росте сто восемьдесят девять сантиметров. Застенчиво улыбаясь, он объяснил отцу, вернувшемуся из поиска, что это не взрослый тигр, а всего лишь детёныш. Затылком ощущая на себе ехидненькие взгляды дочери, глава семьи непроизвольно старался держаться в сторонке от игривого тигрёнка. Улучив минуту, этот детёныш неожиданно спрыгнул с балюстрады и, встав на задние лапы, передние положил Командиру на плечи и, раскрыв клыкастую пасть, выразил готовность вылизать лицо. Командир, с опаской отворачиваясь в сторону, посоветовал сыну посадить своего котёночка на цепь. Домочадцы словно сговорились целый день ждать этого момента, дружно расхохотались. Марина от смеха упала в кресло, дрыгала ногами и хлопала в ладоши, Жаклин отворачивалась, а сам укротитель диких зверей уговаривал тигра не обижать дядю. Василий в тот день приехать не смог и не видел позор своего кумира. Оказывается, это был всего-навсего синтез-кибер, запрограммированный на одно мурлыканье. Даже зубы у него на самый-самый всякий случай, сделаны из мягкого материала.

– Всяких железных роботов и в мыслях ни у кого нет бояться, – возмущался Орест, – кто знает, что в их железную башку может придти? А от этого люди в саблезубых. Саблезубые моя прихоть. Мы хотим воссоздать на Земле уголки с природой, существовавшей, когда человек ещё не совсем превратился в хомо сапиенса, а был человеком прямоходящим и вёл себя прилежно.

Командир удивлённо вскинул брови, оказывается, он совершенно не знал стремлений своего среднего сына. Для него тот всё ещё занимался детскими играми со зверушками, а на самом деле полон серьёзных идей.

– Как же вы собираетесь это сделать? – спросил недоверчиво.

Орест прищурил левый глаз, лицо его тут же сделалось плутовским и лукавым.

– А тут ничего хитрого нет. Берёшь ген, удаляешь из него то, что не нужно и наоборот, добавляешь то, что нужно.

– С тем, что не нужно понятно. Хотя я не очень себе представляю, как это можно сделать. А где вы берёте то, что нужно?

– Хороший вопрос. Ты попал прямо в суть. Тут тоже ничего сложного нет. Моделируем ген, и для его получения программируем и выращиваем целую цепочку мутантов. Постепенно надеемся получить искомое. Но, – Орест на минуту оставил в покое своего четвероного друга, с сожалением развёл руками, – даже если я проживу раза в полтора больше отведённого мне природой ста пятидесятилетнего срока, всё равно я навряд ли увижу настоящую кошечку, – и он потрепал робота по пушистому загривку.

Командир прошёлся по гостиной и остановился у полочек, рассматривая новые миниатюры, появившиеся в его отсутствие, на слова сына он ответил неопределённым хмыканьем.

– Н-да, нескончаемое занятие. Так вы, таким образом, можете спрограммировать и какого-нибудь сверхчеловека? С двумя головами, например, чтобы мозгов было побольше.

Орест, продолжая теребить загривок искусственного тигра, покачал головой:

– Не-ет. Людей мы не программируем. Идеи на этот счёт существуют, и кое-кто занимается теоретизированием, и даже время от времени об этом возникают споры, но общее мнение против. Программирование человека чревато. Человек – творение природы. Если мы начнём сами себя программировать, может начаться цепная реакция, каждый раз впереди будут возникать новые всё более заманчивые цели, и в один прекрасный момент мы можем потерять контроль над процессом, и сами не разные стороны на улице шарахаются. Атавизм! На дворе двадцать девятый век, а они ведут себя, как питекантропы.