Помощник, вернувшись из вагончика, увидел, как Колька спит, привалившись к работающей раме. Он бросился к рубильнику и дёрнул его со всей силы. На некоторое время воцарилась тишина. Где-то тоскливо завыла собака, ей вторила другая, третья. Пошёл первый снег. Среди опилок, окрасившихся в красный цвет, лежала Колькина голова. Было странно видеть её в этом месте. Нелогично. Что самое странное – Колька улыбался. И улыбка у него была светлая и слегка простодушная.

Коротко звякнула СМСка. Взяв в руки телефон, я чуть было не уронил его – она назначила мне встречу! Она! Назначила! Мне! Встречу! «Где мой костюм? Стоп, сначала почистить зубы, потом рубашка…»

Наконец, я оделся. Стою у зеркала и пытаюсь пригладить непослушные волосы. «Где же туалетная вода, аа вот она, так, что ещё? Ботинки!» Я остервенело начистил и без того сверкающие ботинки, вроде бы всё… «Кошелек! Я чуть было не забыл самое главное!»

– Ты куда так собираешься, на свидание, небось? – мама улыбается, на ходу вытирая руки о фартук. – Когда вернёшься?

– Через час приду, мам..

Я бегу вниз, не дождавшись лифта, перепрыгиваю через ступеньки. На встречу с ней.

Сегодня она занята. Очередь двигается, словно, в замедленной съёмке – тихо и неизбежно. Я смотрю на неё, запоминая этот образ надолго, ведь наша встреча – последняя. Зелёное платье, изумрудные глаза, мягкая, плавная речь – я впитываю её всей душой, каждой клеточкой.

Я никогда не покупаю цветы, как это принято, не утруждаю себя поисками подарка. Ей это не нужно. Она любит деньги. Деньги – мерило наших отношений, все разговоры с ней – только о деньгах. Деньги, деньги, деньги. Она хмурит брови, увидев тощий кошелек и радостно улыбается, если он туго набит купюрами. Так было всегда. Я раздражался от этой меркантильности, но уже в следующий раз прощал ей всё на свете и в нетерпении ждал новых встреч. Я принял её такой. Она нравилась мне такой.

И вот я стою перед ней, смущённый, стараясь не смотреть в сияющие глаза. Вынимаю кошелек. Она властно просит у меня содержимое и я, не ропща, отдаю всё, что там есть. Она довольна. Полуприкрытые веки и слегка изогнутая улыбка, мягкие обволакивающие фразы. Она говорит мне «спасибо», я вслушиваюсь в это слово и слышу его внутреннее звучание – «спаси тебя Бог». Ей наплевать на меня! Наплевать на тщательно отутюженный костюм, начищенные ботинки, на горящий взгляд. Наплевать на всё! Кроме денег. Как же я ненавижу её в это мгновение и как люблю! Но всему приходит конец, и я прощаюсь с ней, прощаюсь навсегда. Я ухожу от неё. Иду, не оборачиваясь, а сам всё жду, что она окликнет. Тщетно. Она уже с другими. Что ж, прощай, любимая! И будь счастлива!

Я выхожу на свежий воздух. Мимо проносятся машины. Прохожие торопятся по своим делам. Собака с оборванным поводком, скуля и принюхиваясь, подбегает то к одному, то к другому, заглядывает преданно в глаза и в отчаянии бежит дальше. Звонит телефон. Мама.

– Серёжа, я вспомнила! – голос мамы слегка встревожен. – Сегодня же последняя выплата по ипотеке..

– Уже заплатил, мам, иду домой, – я достаю из кармана «Сникерс» и смачно, с хрустом откусываю половину батончика.

Надо же как-то отметить свободу.

– Расскажите, какие у Вас были игрушки в детстве, во что Вы играли?

– Солдатики. Много солдатиков – оловянные, из пластмассы, из пластилина. Я строил для них крепости, делал маленькие пушки из деревянных катушек, устраивал бои.. Меня больше ничего не интересовало, только военные сражения, где я был генералом. Великим полководцем. Я даже рисовал карты, пусть не по правилам, но наносил самые мельчайшие детали. Мне не нужны были друзья, книги, я не мечтал о собаке. Я хотел лишь одного – быть командиром. Когда взрослые меня спрашивали, кем я буду, когда вырасту, я всегда отвечал: «Буду командовать полком!». Помню, мы с папой, когда мне было десять лет, стреляли в тире, и он меня спросил – не передумал ли я быть командиром полка? Я ответил, что нет, не передумал. А папа посмотрел на меня как-то странно и тихо спросил: «Обещаешь?»..