– Ну ты даёшь стране угля! Мелкого, но много, – и радостно смеётся своей любимой поговорке.
И сидя на тёплой лежанке, вспоминая этот случай, я понимаю, как много доброго и радостного она раздавала просто так, от всей души. Где ещё встретишь таких людей?! И внезапно, словно предчувствуя скорое расставание, рвутся из груди слова:
– Как же я, бабушка, без тебя жить-то буду?! – И горечь такая, что выть хочется.
– — А я без тебя?! – негромко вторит она, и мы замираем ненадолго, думая каждый о своём.
В печке ласково потрескивает огонь, о чем-то пустом и ненужном бубнит телевизор, а мы сидим на лежанке. Бабушка и внук. И никто бы не подумал в тот момент, что мы прощаемся и в этой жизни больше не увидимся. Никогда.
Яноама
Бабушкин дом похож на поезд. Кухня напоминает вагон-ресторан, следующая комната, в которой всегда полусумрак – тамбур, за ней идёт светлая комната – спальный вагон. Я – в спальном вагоне. Двери в остальные комнаты плотно прикрыты, чтобы не разбудить нечаянным звоном посуды. Лежу на диване и улыбаюсь. Мне пять лет. Возраст, когда не думаешь о кредитах и коммуналке, о предстоящем ремонте и генеральной уборке и уж тем более о том, чтобы вставать и идти на работу к восьми часам. Всё это будет гораздо позднее, а сейчас… Я слышу, как потрескивает огонь в печке-лежанке и размеренно тикают ходики. Чувствую аромат тонких пирогов, который пробивается через все закрытые двери и неудержимо манит, зовёт к себе. Вижу, как солнечный зайчик игриво скользит по обоям, перебирается на большой узорчатый ковёр на стене, затем прыгает на кресло и замирает там, свернувшись клубком. Мне не терпится потрогать его рукой, ощутить тепло. Выскакиваю из-под ватного одеяла и в два прыжка оказываюсь около кресла. Но зайчик уже убежал, его не проведёшь! Вздыхаю и начинаю одеваться. За окном пошёл снег. На мгновение замираю, прислонившись к стеклу – деревья стоят, словно сказочные великаны, а над ними слегка провисают белые паутинки проводов. Пушистые снежинки кружатся в танце, и я напеваю песенку, услышанную в детсаду:
«Кружится снежинок,
Кружится снежинок хоровод.
На часах старинных,
На часах старинных полночь бьет».
Дверь в комнату открывается с лёгким шорохом, и входит бабушка.
– Проснулся, вольница? С добрым утром! Каша готова, иди завтракать.
Мою наспех глаза из рукомойника и вытираюсь маленьким махровым полотенцем. На столе дымится в тарелке геркулесовая каша, чай в кружке, рядом тарелка с пирогами и блюдце с дольками лимона. В кухне тепло и уютно – ярко горит огонь в русской печи, большой чугунок с водой притулился сбоку, греется. Хватаю тёплый пирог и надкусываю – с черникой! Съедаю один пирог, потом второй…
– Ну-ко, давай кашу сначала, а то пирогами не наешься! – бабушка садится рядом и наливает себе чай в любимую кружку с красным горошком. Потом берёт сахар, раскалывает его щипцами и пьёт чай вприкуску, поглядывая на меня хитро.
Разделываюсь с кашей и пирогами, пью ароматный чай с лимоном и, наконец, встаю из-за стола.
– Спасибо! Баушка, а можно альбомы посмотреть? – мне нравится так её называть – баушка, тёплое такое слово, ласковое.
– Смотри. Сам достанешь? – бабушка достаёт большую миску и, не откладывая на потом, споласкивает посуду, убирая её на сушилку.
– Достану! – я бегу в комнату, выдвигаю нижний ящик шкафа и достаю альбомы с фотографиями. Сажусь в кресло и начинаю разглядывать. В комнату входит бабушка и подсаживается ко мне. Спрашиваю её про каждого человека на снимках, и она обстоятельно рассказывает мне, где со смешком, а где и серьёзно. Для меня это лучше сказок – настоящие истории про моих предков. Я внимательно слушаю её, стараясь всё удержать в памяти, но потом путаюсь и вновь переспрашиваю: