– Как знать. Шеф, например, полагает, что арест Кноуде не будет лишним.
Коун промолчал. В конце концов, какое ему дело до Вилли? Он же не обещал ему ничего. Пусть выкручивается. И у Грегори будет занятие. По крайней мере, мешать не будет. А вдруг эта возня с зубной пастой к чему-нибудь да и приведет.
Оставив Грегори, он не пошел к себе, а спустился в полуподвал, быстро пробежал по длинному коридору и через маленькую железную дверь выбрался во внутренний двор. Это была предосторожность. Коун знал, что у его кабинета толпятся журналисты. Желания беседовать с ними он не испытывал и потому выбрал несколько необычный путь. Но, еще не дойдя до своей машины, понял, что кто-то перехитрил его. Он даже догадался кто.
– Вылезайте, Фримен, – буркнул Коун, открывая дверцу. – Какого черта?
– Тут хватит места для двоих, инспектор, – хмыкнул репортер «Трибуны». Его полное крупное лицо так и расплылось от удовольствия. – Вы должны оценить мои способности. Все остальные сидят там. Идиоты, правда?
– Не валяйте дурака, – сердито бросил Коун. – У меня нет времени на ваши штучки.
– Я отниму у вас несколько минут, – быстро проговорил журналист. – Всего два вопроса. Читатели «Трибуны» хотят знать, вышла ли полиция на след убийцы.
– Вышла, – сказал Коун. – Давайте второй вопрос и выметайтесь из машины.
– Сейчас, – сказал Фримен. – Второй вопрос личный. Вчера вы ходили в «Амулеты»…
– Вы что? Следили за мной? – перебил Коун.
– Там есть одна симпатяшка – Бекки. Вы ее чем-то напугали, инспектор. Бедняжка плохо чувствовала себя вечером. Была невнимательна к гостям…
– Бросьте паясничать, Фримен. Мне некогда, – сказал Коун, сел в машину и нажал на стартер. Фримен удовлетворенно хмыкнул за спиной.
– Вы все-таки оценили меня, инспектор?
– Оценил, – пробормотал Коун, выводя машину на магистраль. – В противном случае вы давно бы гуляли по тротуару.
– Куда вы меня везете? – осведомился Фримен. Машина в это время вывернула на Роу-стрит и огибала памятник Неизвестному Герою. Справа возвышалась глыба «Ориона».
Коун игнорировал вопрос.
– Я читал вчера ваш репортаж в «Трибуне», – сказал он. – Вы знаете, как я отношусь к вам, Фримен. Вы способный парень, понимаете кое-что получше многих. Скажите, вы верите в то, что пишете?
– Занятно. – Фримен заерзал на сиденье, вытащил сигарету и начал шарить по карманам, ища спичек. Коун, не оборачиваясь, протянул зажигалку, щелкнул крышкой.
– Спасибо, – пробормотал репортер. Он затянулся несколько раз и стряхнул пепел себе под ноги. – Кстати, что вы имеете в виду, инспектор? Мои слова о том, что убийца – шах?
– Не только. Я, наверно, не точно сформулировал вопрос. Но вы ведь поняли?
– Понял. Это очень сложно, Коун. И в то же время просто, как бильярдный шар. Только исповедоваться я вам не буду. Вы ведь не Папа Римский. Впрочем, я и последнему ничего бы не сказал. Папа Римский, Коун, просто очень старый человек. Его ночной горшок, в сущности, похож на все остальные ночные горшки. Дышит Папа тоже не жабрами. Но куда мы едем? Хотите устроить загородную прогулку? Хотя… – Фримен завертел головой. – Я догадался. Вы везете меня к месту убийства Бредли?
– Нет, Фримен. Поглядите налево. Видите дом? Одноэтажный с зелеными ставнями.
– Вижу. Но вы не останавливаетесь.
– Это не нужно. Здесь живет человек, который, по-моему, знает об убийстве Бредли больше, чем говорит. И его ночной горшок, Фримен, тоже похож на все остальные. Смекаете? Он, между прочим, как и вы, сказал мне, что я не Папа Римский, и исповедоваться передо мной отказался. Мы живем в каком-то странном мире, Фримен. Кстати, знаете, как зовут этого человека? Броуди. Вам это имя о чем-нибудь говорит?