В этот момент загромыхало так, что земля с небом сошлась именно в том месте, где прятался Афанасий. Крупные тяжелые капли гнули верхушки деревьев к земле. Ветер разрывался между водой и огнем. Молнии бросали змеиные стрелы в землю, втыкали зубцы в дикое поле, грызли пожелтевший чабрец, полевицу собачью с колосом, который сам в горло лезет, как гусеница, луговой хвощ с фиолетовыми, белыми помпончиками, и, конечно, в единственный дуб, под которым спрятались беззубый и лохматый.

Афанасий бежал по лесу, не оглядываясь, ветки царапали лицо, безжалостно хлестали. Дождь лил откуда – то сверху водопадом, заливал каждый миллиметр воздуха. К тому же рядом завыла собака.

«Нет, это не собака. Это волк», – пронеслось в голове.

Не понял, как, но обхватил ногами покореженный ствол, не стал с ним целоваться, а сдирая колени пополз наверх очень быстро, нога соскользнула, обернулся, увидел внизу два горящих глаза. Волк продолжал кричать, – кУда ты, дрУг?

Внезапно что – то рвануло штанину на коленке, нога зацепилась, Афанасий полетел вниз. Недолго падал. Почувствовал сухое. Места было мало.

– Дупло! – воскликнул Афанасий, – спасибо, Господи, за все!

Утро разбудило Афанасия выстрелом. Он вжался в трухлявую перину, услышал, как хрустнуло ребро, прощупал бок, нет это всего лишь щепка.

«Только бы не головорезы!», – пронеслось в воздухе, – Афанасий превратился в огромное ухо. Слышал, как мужики между собой разговаривали, что на грибников напали четверо волков. Двоих успели застрелить, одного ранить, но куда делся еще один? Почему в воронежских лесах их больше всего? Афанасий вздохнул, понял, что не ошибся с черноземом. Наслышан был, что воронежская земля самая щедрая на урожаи, одной полезности полтора метра. Значит, дошел до нее только. Эти отморозки, что продукты отобрали, тоже из воронежских будут. Но тут же услышал, что пожаром двоих под дубом спалило. Молния их вместе с деревом убила, говорят, что одни кочерыжки от них остались. Афанасий перекрестился, подставил ухо к отверстию, прижался, слышал все, что говорят. Глотал дым, исходивший от курящих охотников, едва не закашлялся.

Один из мужиков громко выругался, предположил, что волк в какой – нибудь норе прячется. Показал на дупло. Направился к нему. Другой засмеялся, объяснил, что волки по деревьям не лазят. А вот медведя можно разбудить. Голос снизил и давай власть ругать, что только людей отстреливают, до волков дела нет. Собак в селе не осталось, всех волки загрызли. Нужно всем миром подниматься, прочесать лес, иначе не только грибников рвать начнут, а еще жен изнасилуют. Шутка показалось мужикам смешной. Они загоготали, голоса стали удаляться. В скором времени совсем исчезли.

Афанасий смекнул, что воронежскую губернию придется бегом преодолевать, не спать, не есть, раз такие чудеса здесь происходят. Нужно быстрее выкарабкиваться из этого ночного пристанища. Выглянул из дупла, повертел головой вправо – влево, кувырком выпрыгнул, обхватив коленями ствол, быстро спустился вниз. Но не успел ногами упереться в землю, как увидел, что на него в упор смотрит худощавый дед, справляющий нужду. За спиной у него было ружье.

– Что за явление Христа? – кашлянул дед, наставляя на Афанасия круглое дуло, – подойди ко мне ближе. Ты чейный?

Афанасий подтянул штаны, нехотя подошел, свел брови:

– Я заблудился, – тихо произнес он, опустив голову.

– С какой деревни будешь?

– Я – городской, детдомовский из Воронежа.

Дед хитро прищурил глаз, оглядел Афанасия, улыбнулся, решил, что такой городской может в хозяйстве пригодится. А то ртов много, да рук мало. Невестка любит это дело, рожает каждый год. А сын пособляет ей в этом грехе. А кто ж работать будет? Сейчас самый заготовочный период. Осень прозеваешь – жизнь потеряешь! Так что этот пацан сможет за черпак щей хорошим помощником стать. Дед привел Афанасия в дом, никому не сказал, где работника нашел. Просто выделил ему место на сеновале. Но это пока, а потом в сени переведу зимой. Приказал всем молчать, что это репрессированный сынок. Он сразу догадался, что пацан из Питера убег, видно на Тучковой набережной в красном доме жил. Он сам там столько лет прослужил, революцию своими руками делал, но по здоровью списался, домой подался к бабке под бочок. А на чтоб она хозяйство держала, если бы не его жалование. Когда голод навалился, многие уходили, чтобы своим подсобить. Так что он беглеца властям не сдаст. Если хорошо работать будет, то в колхоз пристроит на следующий год, как сироту – племянника. Афанасий остался жить на хуторе Сошка.