Наша дружба с Женей началась тогда, когда он пришел во МХАТ из «Современника». Мы и раньше были в очень хороших отношениях, но там задружились по-настоящему. Третьим нашим другом был Владимир Сошальский. Невероятный красавец! Артист – замечательный. Он обожал Евстигнеева. А Евстигнеев был в восторге от Сошальского. Когда после спектакля мы собирались вместе, они не могли наговориться друг с другом. А я у них был вроде разводящего.

– Ребята, хватит! Все нормально, мы отлично посидели, но… Пора по домам.

Евстигнеева любили все: и режиссеры, и коллеги, и зрители. Такое тоже не часто бывает. Кстати, о зрительской любви. У Жени появился «Мерседес». Он стоял во дворе дома на Суворовском бульваре, где жили мхатовцы. И какие-то хулиганы свернули у него с капота эмблему – трехлучевую звезду, или, как ее в народе называют, «прицел». Женя – в отчаянии.

– Вот гады, паразиты! Что делать?

А я уже знал, что нужно делать, и в свою очередь спрашиваю:

– Знаешь такой завод – «Серп и молот»?

– Ну, знаю, – отвечает Женя и непонимающе на меня смотрит.

– А кто над ним шефствует, знаешь? МХАТ!

– И что? – снова не понимает Женя.

Тогда я ему говорю:

– А я знаю артиста, которого очень любит народ. И вот этот артист придет к начальнику цеха и скажет ему: «Слушай, ты не можешь мне сделать штук пятьдесят этих хреновин»? И он с любовью тебе их наштампует.

Так все и случилось, как я сказал. Только Евстигнееву наштамповали не пятьдесят, как он просил, а шестьдесят штук. И проблема была решена. Отвинтят один «прицел», Женя спокойно тут же навинчивает другой. Где-то на пятнадцатом или двадцатом «дубле» устали отвинчивать. «Мерседес» для Жени был своего рода спасением. Потому что появляться в публичных местах ему было нельзя: у народной любви, к сожалению, есть и обратная сторона, осложняющая артисту жизнь.


Женя очень не любил навязчивого внимания к своей персоне, но если находил такой интерес здоровым и оправданным, охотно шел навстречу. Помню, приезжаем мы с ним в Днепропетровск на гастроли. Я, как мог, ограждал его от ненужных контактов. Многие просьбы встретиться, поговорить, дать автограф или выступить отметал с ходу. Но – нет правил без исключений. В один из дней говорю ему:

– Женя, тут студенты просят тебя выступить…

– Студенты – это святое!

Приходим с ним в институт. Аудитория – колоссальная, человек на 200. А сцены нет.

Студенты растерялись, переглядываются между собой, не знают, что делать.

– Очень просто, – говорит Евстигнеев. – Ребята, сдвиньте четыре стола – вот вам и сцена. И стульчик подставьте, пожалуйста.

Два часа чистого времени, безо всяких видеороликов, позволяющих артисту немного отдохнуть, Женя удерживал внимание всех присутствующих. А что творилось со студентами, надо было видеть! Они рыдали, падали от смеха, орали от восторга, беспрестанно хлопали. Не всякий может похвастаться таким успехом у молодежи!


Таков был Евгений Евстигнеев.

Отвечать на вопросы, в чем секрет его таланта и успеха у публики, непросто. Но я все же попробую. Женя, в отличие от многих артистов, в совершенстве владел зрительным залом. Он знал, как взять паузу, в каком месте роли зрители от неожиданности откинутся на спинки кресел и будет слышен их скрип, как «заморозить» зал, а потом дать ему отдохнуть.

Это бесценное знание ему дала периферия. Там нет сытости. Там каждую пятницу спектакль работать надо. А это непрестанный, каждодневный труд. Но именно трудом приобретается опыт. А труд, помноженный на опыт, дает актеру свободу. Евстигнеев никогда ничего не боялся и мог решить любую творческую задачу, которая вставала перед ним.