Переезд с четвертого этажа на нулевой дался нелегко.

В последний раз Нина переезжала сорок лет назад, но тогда рядом с ней были близкие люди, друзья. Администрация жилого комплекса «Фондасьён де Ротшильд» пошла навстречу своей давней обитательнице, предоставив ей освободившуюся на Rez-de-chaussée квартиру, где не нужно было преодолевать десятка ступенек. Здесь обычно жил консьерж, обслуживающий их дом.

Переехав в новое жилье, большинство вещей оставались нераспакованными, так как на это не оставалось ни сил, ни времени. Нина была полностью поглощена заботой о здоровье своей милой «собачи». Но прогноз был неблагоприятный. Понимая, что Тюпе может быть лучше только краткими моментами, Нина не могла согласиться на безнадежный вердикт ветеринара, что собака страдает, и они бессильны ей помочь. Что она будет медленно и болезненно угасать. На ее поддержание еще потребуются деньги и немалые, и что собаке необходимо сделать смертельный укол, дабы облегчить ее страдания. Нине казалось, что ее «собача» тоже это понимает. Внешне он кажется в форме, его хочется ласкать и гладить, а притронешься – одни косточки. Но на все реагирует как раньше. Он рад выйти во двор, если это удается. Он борется изо всех сил, я не могу его не поддерживать – сокрушалась она.

Тюпа прижимался к ней как ребенок, заглядывал в глаза, но сил побегать как раньше – у него уже не было. «Как для него все это?» – мелькали мысли в голове. «Я не могу… Я не хочу решить за него, жить ему или нет. Но мне кажется, что он не хочет, чтобы все закончилось, несмотря на боль! Он так хочет жить! Нет, я чудовищная эгоистка, что я его поддерживаю в жизни для себя! Я боюсь его отпустить, остаться без своего милого и такого умного друга», – терзалась сомнениями Нина.

Еще неделя сомнений прошла как в тумане. Нине хотелось проводить все время со своей «собачей», насладиться общением с ней, вобрать это в свою память, хотелось, чтобы время замерло. Она ценила каждое мгновение, и это время казалось целительным для них обоих.

***

Понедельник был солнечным. Тюпа «ушел» тихо, спокойно, словно заснул и даже похрапывал. До последней минуты он продолжал преданно смотреть в глаза своей хозяйки так спокойно, как будто был уверен, что сейчас они пойдут от ветеринара домой, а по пути привычно неспешно прогуляются по rue Marcadet. Он провел последний день, как будто бы «en forme», и день был такой чудесный. Нина с ним все время говорила, также, как перед сном дома. И вот теперь все. Теперь можно сказать, что она снова одна. Несколько дней она не выходила из дома, не хотела видеть людей, не хотела никому ничего объяснять. Ей не хотелось ни есть, ни дышать. Щемящая боль саднила в груди. Она не знала, как ей жить без этой любви, без внимательного взгляда черных бусинок-глаз. Эти глаза всегда говорили с ней. Ей даже не нужно было, чтобы он говорил, она слышала его и понимала. Все ветеринары говорили, что он необычный песик, но к несчастью и болезнь у него была тоже необычная, такая в последние годы никому из них не встречалась, и что она свойственна больше людям, чем собакам.

Раньше Тюпа занимал много времени – три-четыре раза в день гулять, кормить, лечить. А теперь свободного времени много, но в душе абсолютная пустота.

В последнее время, когда Нина поняла, что они идут к концу, она боролась с назойливой фразой: «Я не хочу жить». Ей казалось, что она идет за ним, ей не хотелось есть, дышать, но умирать? Нет, умирать ей тоже не хотелось. Но для чего ей жить? И можно ли не хотеть жить, но и не умирать?

Через три недели Нина получила урну с прахом Тюпы – невесомая, легонькая. Жизнь словно на мгновение остановилась, слезы лились и лились, и не было никакого утешения.