И мы понеслись через много много домов к ней. Я не знаю, где она живёт, но я точно знала, что мы летим к ней.

И никто не обращал на меня внимания. Может это пупырышки?

Я видела, как какой-то парень стоял за углом и держался за стену. Ещё компания громко пела песню. Ужасный получался у них концерт. Каждый хотел кричать громче, как мне показалось. Они не слушали друг друга, а только каждый себя. Как почти все люди делают – только себя… Мне хотелось остановить их всех и показать им, как нужно вместе. Но, кажется, им и так было весело.

Я подумала, что лучше мы будем вверху лететь. Тогда я никому не буду мешать. И мы полетели вверху.

А потом был большой дом и где-то посередине тоже горел в окне свет.

Там была Оксана. Ещё её муж, думаю. Они ещё не спали. Это странно. Маме Оксана говорит, что нужно соблюдать режим дня, и без гаджетов. Может, мама не так его соблюдает или у Оксаны другой режим?

А в другой комнате была девочка. Она тоже не соблюдала режим. Она играла на компьютере. Она, думаю, больше меня. Я хотела с ней поиграть.

Мы с пупырышками хотели залететь к ней в комнату. Но потом я подумала, что она нас испугается. А ещё, наверное, ей будет не интересно со мной. Потому что я не хотела на компьютере, я думала, что будет интересно так поиграть – попрыгать на кровати, полетать с пупырышками.

Ладно, я просто осмотрела её комнату. Там не было рисунков. В других комнатах тоже ничего не было.

Оксана и её муж сидели отдельно. Он ел чипсы и смотрел телевизор в наушниках. Оксана болтала по телефону.

У них тоже не было в комнате картинок. Вообще-то, скучно у них было. Только огромный телевизор, мебель скучная, может и не скучная, но она была завалена вещами. И ничего не понятно.

А, может, где-то под вещами у неё много картинок? Я подумала, что было бы здорово, если бы меня никто не видел. Я тогда могла бы рассмотреть всё получше. И пупырышки меня переместили в комнату.

Я снова засмеялась. Я не боялась, что меня увидят. Я знала, что не увидят.

– Слыш, да пошли ты его, – голос Оксаны был теперь совсем не такой, как у неё в кабинете. – Я бы вообще не разбиралась с ним. Зарплата бюджетника – смеёшься, что ли? Да, куда он тебя отвезёт? Не то, что Мальдивы, голимую Турцию позволить себе не можете. Я своего задалбываю, чтобы, либо минимум Таиланд, либо пусть гуляет лесом. Нам с Анькой такой папаша не нужен. Я, если что, среди клиентов найду кого-то вменяемого.

В общем, не знаю. Мне больше нравилось, когда Оксана на потолок смотрела. И голос у неё был не такой неприятный. Я бы, на месте её мужа, сразу пошла гулять лесом. Не вижу в этом ничего плохого. Мне нравится лес.

И картинки она не для себя собирает, а просто, чтобы найти кого-то вменяемого. Но, мне кажется, что она не найдёт. Она всех неправильно расшифровывает. Потом всё равно в лес пошлёт.

Мне после этого совсем не интересно стало рисовать Оксане картинки. И говорит она так странно, и смотрит в потолок – потому что так нужно. Наверное, это как игра актёра. И ничего она не видит на потолке интересного. Думаю, она просто не хочет смотреть на меня. Потому что я не похожа на вменяемую.

И мы с пупырышками полетели домой. Я, кажется, была немного грустная. Я не хотела, чтобы мама дала Оксане мою картинку. Она точно не обрадуется, как и мои родители. А я рисовала, чтобы они улыбались.

А Оксане сейчас важно, чтобы полететь на Мальдивы или в Таиланд. Ей не важны люди. Как можно помогать людям, если они не важны? Но теперь я понимаю, почему у неё не получается мне помочь. Она хочет просто деньги, а не помочь.

Домой мы долетели быстро. Я даже не помню, как. Я устала. Как иногда Анна Петровна говорит – от наших проделок она неприятно устаёт, а она хотела бы уставать приятно. Вот, кажется, сегодня я устала неприятно.