– Гагик, ну-ка отнеси еду бабушке Мариам!

Гагик строит недовольную мину, не шевелится.

Кима, укачивая ребенка на руках, строго говорит:

– Кому сказала? Возьми тарелку с ложкой и кусок хлеба. Скажи бабушке, что я позже навещу ее.

Гагик, не успевший доесть кашу, с хмурым выражением лица встает, берет еду, выходит.

В комнате бабушки Мариам темно и холодно. У тахты на подоконнике с раздвинутыми занавесками тлеет маленький огарок свечи, еле освещая место, где лежит пожилая женщина. Рядом с изголовьем стоит стул с пустой чашкой.

Гагик проворно подходит к тахте, садится на край. Бабушка Мариам громко храпит во сне. Мальчик смотрит то на старушку, то на миску с едой. Потом ложкой отрезает кусок тушенки, отправляет себе в рот. Быстро прожевав и проглотив мясо, Гагик смотрит на бабушку. Тормошит ее за плечи:

– Просыпайся, бабушка Мариам!

Та с трудом открывает глаза. Гагик протягивает ей миску с едой.

Старая женщина сильно кашляет, с трудом произносит:

– Не могу, детка. Дай мне воды, – протягивает пустую чашку, стоящую на стуле.

Гагик встает, идет к ведру, стоящему под умывальником, берет оловянную кружку с ведра, приподняв крышку, черпает воду из ведра. Переливает воду из кружки в чашку, протягивает пить бабушке Мариам. Бабушка приподнимается на правом локте, с жадностью пьет воду из рук Гагика. С трудом произносит:

– Спасибо, сынок! – бессильно откидывается на подушку, закрывает глаза.

Гагик, ставит чашку на стул, садится на тахту, торопливо съедает последний кусочек тушенки, заедая куском деревенского хлеба. Тревожно раздается храп с присвистом пожилой женщины.

Мальчик на цыпочках выходит из комнаты старушки, с миской и ложкой в руках заходит в себе домой. В комнате тихо. Малыш мирно посапывает в кроватке.

Гагик ставит миску на стол, объявляет:

– Мам, она отказалась от каши, только тушенки захотела и хлеба пожевала.

Мать убирает со стола грязную посуду:

– И то хорошо. Спасибо, сынок! Я позже проведаю бабо.

Кима наливает чай мужу и сыновьям, говорит:

– Арто, у нас дрова заканчиваются. И бабушке Мариам там холодно.

Муж, сделав большой глоток чая, задумавшись, говорит:

– Сегодня ночью сходим с Тиграном в парк.

– А можно хоть раз мне не ходить? – с хмурым лицом произносит Тигран.

Мать, с изумлением уставившись на сына, говорит:

– Как это не ходить? А кому еще идти, Гагику?

Гагик с фырканьем отпивает чай, бодро говорит:

– Мам, я с отцом пойду!

Отец невозмутимым тоном обращается к Тиграну:

– Сынок, я не справлюсь без тебя.

– Как тебе не стыдно? – говорит Кима с укором старшему сыну.

Тигран понуро опускает голову, невнятно что-то бормочет.

Гагик беспокойно дрыгая ногами, кричит:

– Ну, папа, возьми меня с собой! Пусть брат к ребятам из соседнего двора на ночевку пойдет.

Отец молча встает со стола, обращается к жене:

– Разбуди меня и Тиграна в полночь, – строгим тоном добавляет: – А сейчас марш всем спать.

Гагик корчит недовольную гримасу, протяжно вполголоса произносит:

– Нууу, как всегда.

Кима раскладывает на полу два больших полотенца. Поддевает железным прутом в печи два кирпича, вытаскивает их из золы. Кладет на одно из полотенец, заворачивает их.

Берет сверток, протягивает Тиграну со словами:

– Клади кирпичи, пока они горячие в постель под матрац. И хорошенечко укутайся в одеяло. Я позже разбужу тебя, сынок.

Кима вытаскивает новые два кирпича, кладет на полотенце, сворачивает их, дает Гагику.

Гагик послушно берет сверток, говорит:

– Мам, меня тоже буди, когда отец вернется.

Мать целует сына в лоб, с улыбкой отвечает:

– Хорошо, сынок. А теперь спать иди.

Мальчики уходят в смежную комнату, скрываются там. Слышна их возня и невнятные обрывки разговора.