Олесю понесло. Она возмущалась, кричала и бесконечно долго спрашивала бесподобную чушь, на которую я был вынужден отвечать. Я был уверен, что после моего отказа, она уйдут. Но нет. Желание переспать плавно перекатилось в желание обсудить, почему так произошло. Хорошо. К такому, конечно, я был не готов. Опыт общения с Ксюшей не давал мне никаких подсказок и намеков. Я уродина? Поэтому ты не хочешь спать со мной? Интересный вопрос, неправда ли? Мне очень понравился. Вот так оказывается, воспринимается сексуальная жизнь – урод или не урод. Я всегда был уверен, что для секса нужно что-то большее, чем просто качественная внешняя оболочка. Человек не должен быть уродом морально. Так я представлял себе красивого человека. Я ничего не мог сказать об Олесе. Ее моральная составляющая была качественно сокрыта, и я основывался только на своем восприятие ее внешности, которая не возбуждала во мне желание.
Хотя я не исключаю того, что я просто испугался столько неприкрытого предложения со стороны девушки. Слова Ксюши, что девственники смешны, громогласно вторили ей каждую минуту в моей голове.
Олеся не пыталась слушать меня. Она утверждала, что она – уродина и только в этом проблема. Я замолчал и просто молча изучал ее враждебную маску на лице. Уродина? Нет. Природа не создает уродства. Никогда. Люди. Вот, кто делает из себя уродов, чтобы потом взывать к жалости окружающих, пользоваться ею, захлебываться ею. Жалость такая плодоносная, такая кормилица! Неудивительно, что люди, крича не надо меня желать, своими действия просто отчаянно требуют жалости к себе. Но я не чувствовал жалости к Олесе. С чего бы? Молодая девчонка, подросток, она еще даже не сформировалась до конца. У нее одна голова, две руки и две ноги. С чего бы мне ее жалеть?
Олеся ушла. Я остался один. Не то, что бы это состояние пугало меня, я скорее привык к своему одиночеству. Раньше у меня была Ксюша, но она отдалялась семимильными шагами, а я только воздух успевал трясти руками, пытаясь ухватить шелковый, скользящий подол юбки дружбы.
Прошел год. Я был первокурсником университета, обучаясь на физфаке, и я был чертовски счастлив. Уже долгое время я мечтал забыть школу и все, что с ней связано, особенно предметы, превратившиеся в монотонную скуку из-за не менее скучных учителей. Они уже так устали годами сидеть за одним столом и смотреть на одни и те же парты и на лишь меняющиеся лица учеников. Надоели им и то, что они говорили из года год одно и то же и никто, практически никто, их не слышал, хотя все слушали. Я был больше рад не видеться с одноклассниками. Без того ужасные люди, некоторых из них я и так буду вынужден помнить всю жизнь. Я больше не буду видеть стены этого заведения: частично измазанные грязью, частично залепленные еще советской мозаикой. А что говорить о питании? Ничего этого теперь не будет. Едва я пришел 1 сентября в своей ВУЗ как понял, насколько стал свободным и в то же время, я почувствовал страх. Моя жизнь принадлежит мне. Моя будущая жизнь. Один мой неверный шаг мог запросто подпортить ее, может даже и крест поставить. С того дня я понял, как важно отдавать отчет самому себе о том, что я делал и зачем. К сожалению, не имея диплома о высшем образовании, у меня не будет шанса доказать работодатель, что я чего-то стою. Твои знания подтверждает не их присутствие и практика, а несчастная картонная корочка с длинным полотном оценок. Я должен был доказать не только себе, но и окружающим, что я не просто сын алкоголика и брошенка матерью, готовящийся пойти по стопам отца. Я хоть чуть-чуть начал понимать жизнь. Это борьба. Борьба за все: за место в университете, за место на работе, за свою девушку, за себя самого. Ты постоянно борешься, выживая в социуме. Все, что тебя окружает, все, что появляется в твоей жизни, тут же вынуждает тебя бороться до конца, до последнего вздоха, пока ты борешься со смертью. Я знал свои способности к математике, химии и физике. В школе я утвердился в глазах учителей настолько, что пару раз я заменял на уроке учителя математики. Меня давно перестали спрашивать о выполненном домашнем задании: я мог посчитать любое уравнение из школьного учебника с закрытыми глазами. Это знал я, это знали все. Но математика, к моему великому счастью, не заканчивалась ограниченным школьным материалом, поэтому я пришел за ней в университет. Я пришел бороться за то, чтобы мне дали шанс хоть немного опуститься в настоящий мир математики, а не в школьную иллюзию. Я поступил на бюджетное отделение. У меня не было даже выбора, платить мне все равно было нечем. Я был счастлив.