С двоюродным братом Андреем Зубовым и другом Алексеем Салминым ходили в походы по Каргопольскому краю – заповедному и прекрасному, с одной стороны, загадочно влекущему к себе Плесецкому космодрому – с другой, и обильно заставленному лагерными зонами – с третьей. Там однажды нас обчистил в плацкартном вагоне поезда Сыктывкар – Москва только что вышедший на волю мужичок, перед тем одолжившийся у нас кружкой для понятных целей. Поймав вора, пытался вбить в его голову мысль о порочности избранного пути, но был остановлен сердобольными женщинами. Сдал в линейный отдел милиции, а он оттуда сбежал. Все через пень-колоду. За неурядицы был вознагражден наблюдением забавной сцены на Вологодском вокзале: пожилой сухопарый человек с поразительно прямой осанкой твердой походкой подошел к аптечному киоску и купил пузырек одеколона «Шипр». Щедро набрызгал в оба парусиновых ботинка, выпил остаток, но не до конца. Предложил последнюю четверть флакона женщине поблизости. Та испуганно отшатнулась, а он, пожав плечами: мол, ну как знаешь, допил, вышел в центр вестибюля и стал громко называть «г…м» одного за другим всех руководителей коммунистической партии и советского государства, от Сталина до Брежнева. Пытавшихся урезонить его молоденьких милиционеров отшил жестко: «Кого запугать хотите?! Старого зека?! Я сидел при Ягоде, Ежове, Берии, Серове, Шелепине, Андропове. Все они – г…о!» Народ, конечно, вслух не поддерживал, но в душе одобрял – видно было.

За студенческие и последующие годы по стране поколесил немало. Таймыр, Кемеровская, Магаданская, Свердловская, Иркутская и Челябинская области, Чукотка, Хабаровский край, Бурятия, Казахстан, Армения, Азербайджан, Нагорный Карабах, Грузия, Молдавия, Украина, Узбекистан, Белоруссия, республики Прибалтики и, конечно, Центральная Россия… Неугомонными непоседами были и мои родители, срывавшиеся каждое лето на стареньком «Москвиче-403» в путешествия. Самое памятное – пробег с транспарантом на лобовом стекле: Москва – Минск – Вильнюс – Рига – Таллин – Ленинград – Москва.

Увиденное в эти годы могло остудить романтизм любого адепта системы: нищета и взяточничество, пустые полки магазинов и полное равнодушие народа к официальной пропаганде, абсолютная оторванность властей от народа, приписки и воровство. Везде очереди, отсутствие самого элементарного, продуктов питания, даже детского. И, конечно, пьянство. Пил народ в полном смысле слова до изумления, до потери ума, штанов, до смертного боя.

Самые же главные впечатления сводились к двум тезисам. Первый: гибель коммунистической плановой экономики и, следовательно, политической системы – неизбежна. Стройки, заброшенные на середине работы. Станки, годами ржавеющие на улице. Неспособность к внедрению новых идей (при том, что на предприятиях существовали БРИЗы – бюро рационализаторов и изобретателей). Абсолютно нерациональное сельское хозяйство – с громадными потерями и без того небольших урожаев. Система распределения товаров, в которой деньги почти не играли роли, а значение имели только связи с директорами магазинов, продовольственных и промтоварных баз и вытекающее из них умение «доставать» мясо, импортную одежду, мебель и т. п.

Второй: СССР – исторически, этнически, культурно – настолько неоднороден, что распад его неизбежен.

А везде и всюду плакаты и лозунги: «Планы партии – планы народа», «Коммунизм – это молодость мира, и его возводить молодым», «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи». Я, читая эти лозунги, воспринимал знак «–» не как тире, а как математический минус.