Пальцы Дана сжались на подлокотниках кресла, словно пытались их раздавить.
«Не успеваю. Ещё чуть-чуть – и смогу достать всех, но это чуть-чуть… сколько оно будет стоить?»
«Могильщик» из первого взвода танковой роты буквально втиснулся между краем эстакады и посечённым осколками гермотраком. Оптическая защита сорвана, генераторы сожжены, испятнанный попаданиями чёрный корпус дымится в десятке мест – но башенная турель по-прежнему огрызается короткими очередями. Сама башня, плоская и огромная, дёргается из стороны в сторону, стремительно наводя орудие.
Танк стрелял непрерывно, не экономя боекомплект и не жалея ресурс ствола. Правый борт взорвался длинными снопами огня и тут же вся машина скрылась в ярчайшей вспышке, будто растаяла – но вспышка угасла, а чёрная туша, истекая языками гари, всё так же ползла вперёд, прикрывая собой гражданских. Сработал последний рубеж обороны: ударно-шрапнельные заряды «активной брони», выпалившие по обнаруженному на подлёте боеприпасу.
БМП первой ударной закладывают вираж по степи, стреляя из всех орудий.
Взрывается в воздухе штурмовик – но шесть ракет успевают отыскать цель.
Складываются воедино огневая задача и схема продвижения сил врага.
– Артиллерия, шестнадцать по высокому, поддержать конвой!
– Комбинированный залп, шестнадцать по высокому профилю, – отозвалась Руса. – Распределение целей завершено. Ракеты в воздухе.
Две посылки успели срезать притаившиеся в застройке скорострелки, ещё три перехватили в зените стрелы противоракет, но хватило и уцелевших. Над магистралью вспухли «зонтики» раскрывшихся боевых блоков. Семь десятков поражающих элементов индивидуального наведения полыхнули двигателями и ринулись к земле, навстречу заранее распределённым целям, наконец-то выбравшимся из укрытий. Яркие гвозди разогнанного до сверхвысоких скоростей металла протыкали боевые автоматы, словно те были сделаны из бумаги. В одно мгновение поле боя усеяли чадящие трупы нежити – защититься от таких ударов могли лишь танки и тяжёлые БМП.
– Конвой – вперёд, вперёд, вперёд!
«Мы прошли?»
***
Врата Славы. Маленький старый город, пыльный и скучный.
«Был.»
То, что осталось, громоздилось за окнами гермотрака – и невидимые силы продолжали свою разрушительную работу. На глазах у Яны верхушка и без того истерзанной башни расцвела огнём, огонь сменился облаками пыли и дыма, а потом сразу несколько этажей величаво осыпались вниз потоком обломков. Куски керамобетона размером, наверное, с микроавтобус, рушились, пробивая перекрытия, отскакивали от балок и вздымали новые клубы пыли, так что всё здание, казалось, вот-вот рассыплется, как игрушечное. В салон почти не пробивалось звуков извне, но эстакада дрожала и сотрясалась, отзываясь на губительные удары молотов войны с обеих сторон.
Она вдруг вспомнила Эдельвейс – сожжённый, почерневший, раздавленный – и ощутила острую жалость к его маленькому собрату. Эдельвейс не агонизировал – его убили холодно и расчётливо, с бесчеловечной жестокостью, но сделали это быстро. Врата Славы умирали медленно и мучительно, расставаясь с каждым зданием и каждой улицей по отдельности. Если бы город был живым существом, он наверняка корчился бы от боли, не в силах понять, почему его создатели решили вдруг пожрать своё детище.
Надо было пригнуть голову, вжать в колени, как сделали все прочие пассажиры, но какая-то неодолимая сила заставляла Яну смотреть.
«Вот она, война – из первых рядов.»
Редкие вспышки взрывов. Клубы пыли. Чёрные кляксы в небе. Не разглядеть ни своих, ни чужих – не сказать даже, кто и откуда ведёт огонь.