Он станет вовсе недоступен,
Когда Среда к нам обернётся —
Придёт предательством и болью,
Дрожащим деревцем согнётся,
Что станет в Пятницу дрекольем.
А что Четверг? Он будет плакать
И низко-низко наклоняться
И комкать старенькую скатерть:
Как больно нынче умываться…
Пяток Великий – день молчанья,
И мы с тобой без всякой цели
Уйдём и спрячемся в отчаянье —
Свершилось все на самом деле!
Суббота нас вернёт на землю —
Где были мы – навряд ли вспомним:
Но точно в небе и под сенью
Олив – мы помним – полутемных.
Ну, а пока лишь Понедельник —
Великий день в начале Пасхи
Страстей Христовых, что поделит
Всю нашу жизнь с тобой на части.
В колонии
Когда сидишь, то время старит,
Но, может быть, не так уж сильно —
Ведь время доброе настанет
И выйдешь ты в костюме стильном —
Вполне приличный и готовый
Поехать к морю – там, где пальмы
Или туда, где ждут коровы
И дом в деревне – тёплый самый,
Где на реке застыли лодки,
И звезды смотрят безучастно
Под скрип расстроенной лебедки,
К которой ты пройдёшь с участка —
Туда – где баржа издале́ка
Пришла, наверное, с Самары,
И ты пришёл сюда до срока —
Ещё, действительно, не старый,
Сюда, где сети в дождь повисли,
Где мысли часто – только жестом,
Где забываются все числа
И все – по-доброму и честно,
И время осторожно лечит —
Ты помнишь неподвижность дома
И знаешь женщины той плечи,
Когда приник к окну пустому
И видишь лик родной калитки
И трепет отворённых створок
В твоей ещё одной попытке
Услышать ночью платья шорох
И вдруг понять и вспомнить кражу,
Когда ты полз почти отвесно
Когда ты шёл потом по пляжу
В совсем другом и ярком месте
И думал: дом ещё далеко,
Где мама ждёт у изголовья
И пару дней всего до срока
И край письма закапан кровью…
Ну, а сейчас – совсем готовый
Поехать не туда, где пальмы,
А там, где шествуют коровы
И дом в деревне – главный самый.
И слышишь хор – смотри, на сцене
Певцы и батюшка и диакон —
Они все встали на колени,
Когда ты слушал и заплакал —
Ведь все на службе, словно дома,
И стул стоит на Горнем месте
И все другое – по-простому,
И про любовь здесь часто – жестом,
Ведь Церковь молится и знает,
Что все мы ждём под небесами,
И женщина письмо читает
У Главпочтамта, под часами.
«Как важно то, что провода…»
Как важно то, что провода
Под снегом утром изогнулись,
Как важно, чтобы никогда
Они в паденьи не проснулись.
Как важно этот миг сберечь:
Ещё чуть-чуть. Чуть-чуть – терпите —
Пусть будет нежной ваша речь
Сегодня утром, берегите
Всех тех, кто рядом тихо спит
Иль далеко и вас не слышит,
Кто очень громко говорит
Иль просто «в личку» что-то пишет.
Скажите им, как важен свет
И то, что в доме есть лампада
И все забыли слово «нет»,
И во дворе скребёт лопата,
Поскольку, видишь – провода
От снега сильно изогнулись…
«Да, вижу-вижу. Вижу – да!»
И в доме все уже проснулись.
«Я вижу, солнце как садится…»
Я вижу, солнце как садится,
Как тихо стало все вокруг,
И только крыши черепица
Роняет слёзы или стук
Дождя иль ржавого железа —
Как мне понять: что сверху там
На гофре мокрой или срезе
Дождинок – ближе к облакам…
Туда уже мне не добраться,
А раньше лазал, но увы,
Теперь мне боязно сорваться,
Хотя лететь лишь до травы.
А там – лежи, смотри на звёзды
В надежде – может, упадёт
Сюда – чуть дальше или возле
Звезда моя меня найдёт —
Звезда – ах, звездочка, конечно!
Я не полезу больше ввысь,
Помедлив, может, иль поспешно
Я просто буду стебель грызть…
Смотреть – как солнышко садится,
Как тихо стало все вокруг,
Как нашей крыши черепица
Роняет слёзы или стук.
Письмо святого Царя
Николая Александровича своей супруге Александре Федоровне в ночь перед расстрелом 17 июля1 1918 года в Ипатьевском доме
Ты помнишь эту ночь в июле
И, словно пенье за окном,