Инесса Львовна одобрительно кивает. Умалчиваю, что вчера полвечера слушала фортепианные композиции для новичков и заучивала имена исполнителей, чтобы изобразить некое подобие знаний в музыке.
– Мне нравятся ваши амбиции, – хвалит музыкальный преподаватель. – А сколько времени вы готовы уделять занятиям?
– Я могла бы посещать вас два-три раза в неделю. И конечно, заниматься дома.
Понятное дело, ведь у меня нет никакой личной жизни. Теперь даже платонической. Так что я имею возможность сколь угодно долго терроризировать пианино.
– Ну что же, Саша. При таком настрое мы с вами поладим.
Воодушевляюсь. Мне определенно нравится Инесса Львовна, но еще больше греет душу мысль блистать на домашних фортепианных вечерах. В конце концов, я буду радовать своим мастерством Федю, если других ценителей не найдется.
Приступаем к занятию. Целый час тренируюсь правильно держать правую руку и элегантно двигать пальчиками в пределах первой октавы. Урок завершается, и мои пальцы воют от боли. Инесса Львовна благородно приглашает меня на дневное чаепитие. Чаю не хочется, но я не смею отказаться. Выправка, манера держаться и вести разговор, да даже то, как филигранно пианистка наливает воду в заварочный чайник вызывает у меня трепет. Из какого века эта барышня?
– Я сама в интернете, увы, не разбираюсь. Этим занимается племянник. Без него я как без рук.
Педагог разливает дымящийся напиток по фарфоровым чашкам. Интересуется, добавить ли сахар, лимон, молоко – от всего тактично отказываюсь – и как ни в чем не бывало, продолжает.
– Он у меня директор, – как будто пропевает бывший концертмейстер. – По развитию. Развивает в Пушкине большой проект.
Наш приватный разговор нарушает звонок в дверь. Инесса Львовна сконфуживается, извиняется и удаляется в прихожую встречать незваного гостя. Слышу громкий, раскатистый мужской голос и тихий, сдержанный женский. Сижу, как на иголках. У меня нет ни малейшего желания знакомиться с кем бы то ни было, а уж тем более с очередным директором. Я и прошлого-то забыть до сих пор не могу. Что-то щелкает в моей голове, и я решаюсь на бестактный, но быстрый уход. Решительно открываю дверь.
– Инесса Львовна, большое спасибо за занятие, но мне уже пора.
Преподаватель оборачивается и пред моим ликом предстает стоящий в дверях племянник. Полагаю, это именно он. При виде меня брови мужчины взмывают вверх словно ракеты, а лоб игриво топорщится гармошкой. Судя по всему, я выступаю зеркальным отражением родственника педагога.
– Королева тренажеров? – изрекает молодой человек.
– Король пота? – не отстаю я.
Наши лица расслабляются, и мы взрываемся от смеха.
– Вы что же, знакомы друг с другом? – растерянно спрашивает Инесса Львовна.
– Как это не парадоксально, тетя, но да. Не так давно ваша музыкальная дива пыталась совершить самоубийство прямо в нашем клубе.
– А ваш племянник не дал мне умереть позорной смертью, – хохочу.
Женщина явно не понимает нашего странного юмора, но искренне радуется искрящей взаимной симпатии.
– Пожалуй, я останусь на чай, – мужчина решительно снимает пальто и вручает Инессе Львовне. Задерживает на мне озабоченный взгляд. – Надеюсь, вы не скажете, что торопитесь в сауну?
Заливаюсь новым приступом смеха.
– Думаю, сауна подождет.
Стас быстрым движением руки поправляет волосы, направляется ко мне и приглашает взять его под руку, чтобы проследовать в гостиную. Занятия фортепиано нравятся мне всё больше и больше.
Глава 24. Когда ноль лишний
Согласование маркетингового плана проходит болезненно.
При изучении второй версии Павел Мудрейший приходит к выводу, что сделать тридцать четыре активности за три месяца не под силу ни одному адекватному человеку, что уж говорить о маркетологе, и велит сократить количество.