Так получилось, что весь день прошел в нервном ожидании. В итоге, врач пришла около шестнадцати часов. Сказала, что можно было её не вызывать, «подумаешь кровь носом пошла».
И вот сегодня Зину вызвал на ковер начальник и отчитал. Обиднее всего Зине показалось, то, что требующий внимания и лечения ребёнок – её маленькая дочка, оказалась не так важна, как собачка. Уходить и приходить, когда вздумается, чтобы лечить собачку – можно, а вот Зине – оказалось нельзя. Еще и административный день оформили.
Зина глубоко вздохнула, утерла набежавшие слёзы, взяла чистый лист бумаги и написала заявление на увольнение. Посидела еще несколько минут, потом собрала всю волю в кулак и решительно подошла к двери кабинета начальника. Постучала.
– Разрешите?
– Да, что у вас?
– Вот.
Зина протянула начальнику заявление. Тот молча взял лист, прочитал, почему-то побледнел.
– Присаживайтесь, Зина. Хочу услышать «вторую сторону», расскажите, что случилось вчера.
И Зина, не замечая, как по щекам текут слёзы, рассказала вчерашние события. А в конце не удержалась и добавила:
– Вчера ведь я позвонила Ивонне Александровне и предупредила, что вызвала врача на дом для дочки. Утром вызвала, а врач пришла в шестнадцать часов. Что мне было делать? Бросить дома больного ребенка одного? Или в пятом часу на работу приехать и сразу же обратно ехать, ведь рабочий день закончился… И еще, что же получается? Что моя дочь хуже собачки Алсу Сагитовны? Она её месяц ходила лечила и на работу позже приходила, и с работы раньше уходила… а вы меня за один день так отругали и пригрозили уволить по статье. Разве можно сравнивать вообще собачку и ребёнка? Степан Леонидович, как-то ведь нужно уметь расставлять приоритеты?
Степан Леонидович хмуро посмотрел на Зину, разорвал заявление и выбросил его в корзину для мусора:
– Ладно, иди работай, успокойся.
Зина понимала, что потерять работу было легко, а вот найти… Поэтому она с облегчением выдохнула. Зина была горда собой, ведь она защитила себя и дочь.
Однако с этого дня отношения с Ивонной Александровной у Зины стали очень напряженные. Видимо начальник не оставил без внимания этот случай. Но это уже не имеет отношения к этой истории.
В пути
Очень не хотелось расставаться с семьей, но мне предстояла командировка в соседний город. Мужу не нравились мои командировки, он сердился, просил сменить работу. Однако лучшего варианта не было. В этот раз мои сборы были омрачены новой ссорой на эту тему.
– Видимо тебе нравится ездить в командировки – с плохо скрываемой злостью говорил муж, – ты никак не пытаешься повлиять на начальство, чтобы тебя не отправляли. В вашем коллективе ведь есть не замужние.
– Ну что я могу сделать? – я взяла очередную вещь в руки, свернула, села рядом с дорожной сумкой, – не горячись. Я ведь ищу другую работу, но пока нет ничего лучше.
– Увольняйся, сиди дома с детьми.
– Да? И на что мы будем жить? – теперь уже я начинала злиться, – на твои мизерные подработки? Мы тогда с голоду сдохнем!
Муж навис надо мной, его распирала ярость, было видно, что он еле сдерживается.
– Ты снова меня тычешь носом! Снова напоминаешь, что я ничтожество!
– Ну что ты…
Я попыталась прикоснуться к его руке.
– Ну что ты, я просто объясняю, что не могу уйти с этой работы, пока не найду новую или пока ты не найдешь постоянную.
Муж отошел от меня, тяжело присел на прикроватную тумбочку.
– Ладно, езжай.
И столько отчаянной грусти было в голосе, что я вскочила, бросилась к нему, обняла:
– Не переживай, я же всего на одну неделю еду.
Муж притянул меня к себе, усадил на колени, стал целовать, и мы закружились в старом, как мир, танце любви.