Расскажу немного предыстории.

Людмила разошлась с мужем. Он оказался еще тем кобелем. Мы уже давно знали, что он изменяет Людмиле, но… Короче, она, как все обманутые жены, об этом узнала самая последняя. Надо отдать ей должное, не стала думать, что с таким мужем нужно жить ради детей и развелась. Развод прошел без сложностей, потому что её мужа сразу же забрала к себе жить другая женщина.

Людмила первое время ходила на работу подавленная, без настроения. Мы её поддерживали, отвлекали от мрачных мыслей. Примерно, по истечении двух лет она познакомилась с мужчиной. У Люды появился блеск в глазах. Она ожила и расцвела. Мы радовались за нее. Месяц назад они сошлись. Первое время Люда прибегала на работу раскрасневшаяся, улыбчивая, а вот последние пару дней что-то появилась грусть в глазах. Она молчала, мы не расспрашивали. Между собой с Мариной обсуждали конечно.

– Не спрашивала, что с Людой?

– Нет. Не удобно. Я думаю, что притираться в возрасте сложно. И дети у нее подростки.

– Ну да. Думаю, сама расскажет. Пусть немножко утрясется все.

Вот видимо и настал тот час, когда мы узнаем, что же происходит с нашей Людмилой.

– Рассказывай, Люда, – Марина притопывает ногой от нетерпения. – А то я сейчас сама столько на придумываю. Еще раз спрашиваю – все живы, здоровы?

– Да. Все хорошо. Живы и здоровы – отвечает Люда, но на глаза снова наворачиваются слёзы.

– Ну-ка не реветь! – командую я.

– Вот что! Я сейчас дверь закрою входную на технический перерыв, и ты нам скоренько всё расскажешь.

Марина убегает закрывать дверь, а я ставлю чайник. Завариваю чай и разливаю по чашкам. Марина каждой сует в руку по пирожку:

– Ешьте, ночью пекла.

Мы устраиваемся тут же вокруг тумбочки, жуем и ждем рассказа Люды. Она тяжело вздыхает, отхлебывает чай и начинает рассказывать.

– Вы же знаете, что мой сожитель бывший военный.

Мы согласно киваем. Люда снова отпивает глоток чая, откладывает в сторону пирожок, обхватывает чашку двумя руками, будто пытаясь согреться, смотрит на чай и продолжает:

– Сложности начались сразу, как только мы начали жить. Он привык к жизни в казенных условиях. Я должна все успевать. Пока он утром занят собой, умывается, бреется, одевается. Я за это время должна успеть на стол поставить полноценный завтрак, неизвестно где умыться (ванна им занята), одеться и выйти к машине ровно в назначенное время.

Людмила поднимает на нас глаза:

– Понимаете? Ровно. Сказал в семь часов двадцать минут, значит в семь двадцать. Если я выхожу в семь двадцать две, то он всю дорогу мне выговаривает.

– В смысле? – Марина даже жевать перестала.

– Ну едет и бубнит… «из-за тебя мы простоим в пробке, я опоздаю на работу». Или «неужели сложно выйти в двадцать минут, а не в двадцать две».

– А что вы действительно опаздываете?

– Не-е-т! Именно, что нет. Вы же видели, что я приходила всегда минут за двадцать раньше на работу. А он работает в лишних пяти минутах пешком. Он же не пешком идет, а едет. То есть еще быстрее. Место у него на стоянке постоянное. То есть, он не опаздывал никогда.

– Сегодня что случилось? – спрашиваю я и снова даю в руку Людмиле пирожок, – рассказывай и ешь.

– А сегодня все было как обычно. Я радовалась, что не опаздываю. Зашла в лифт, у меня зазвонил телефон. Смотрю на экран, он звонит, я не стала отвечать, потому что уже выходила из лифта и просто ускорила шаг, чтобы быстрее дойти до машины.

Люда остановилась, глубоко вздохнула, на глаза снова стали наворачиваться слёзы.

– Перестань, не плачь, Люда. Говори дальше – просит Марина.

Люда продолжает дрожащим голосом:

– Сажусь в машину, а он на меня орёт «почему трубку не взяла?», я растерялась. Потом указываю ему на часы в машине, говорю «время семь девятнадцать, я не опоздала». А он снова орёт «я не говорю, что ты опоздала, почему трубку не брала, спрашиваю». Я уже вообще его не понимаю, отвечаю «я в лифте уже спустилась, думала ты меня поторопить хочешь, наоборот спешила, выскочила бегом из лифта и шла к машине»…