В помещение на кровати сидел мужчина. Он оглядывался: смотрел на пласты краски, отслаивающиеся от стен, вчитывался в выцветшие плакаты об оказании медицинской помощи, всматривался в кривой потолок. Мужчина выглядел умалишённым, и на вокзале или у церкви прохожие бы проходили мимо, ускоряя шаг. Но вороне нет дела до людей, её дело − хлебные крохи. Она ударила клювом по стеклу. Мужчина встал. Он подошёл к окну, наклонился и посмотрел на птицу. Ворона в ответ повертела головой: никогда человек не вызывал у неё такого страха. Словно перед ней стоял не человек, а чудовище, опасное для всего живого. Тревога заставила её улететь. Мужчина же распахнул ставни, отломил от засохшей булки кусок и раскрошил его на отлив.

Ветер усилился. Прозрачные занавески вздулись. Влага поднялась с ели у здания и опустилась на небритое лицо. Мужчина поморщился. Он пригладил короткую, редкую бороду. Увлажнённую руку вытер о штаны. Заметил, что одежда маленькая: рукава заканчивались на предплечьях, а штанины обрывались посередине голеней.

И помещение маленькое: шагов в шесть длиной и шириной. Две металлические, расшатанные кровати с тумбами располагались у окна. Линолеум потерял строгий орнамент, обзаведясь пузырями да потёртостями в виде кругов и полос возле входа и кроватей.

Дверь заскрежетала − вошёл врач. Белый халат с расстёгнутыми полами воспарил за приземистой фигурой.

‒ Ого, поправляетесь! ‒ сказал он, остановившись перед мужчиной. ‒ Зачем вы открыли окно? Замёрзните.

Мужчина молчал и не двигался. Он напоминал уличный фонарь, склонившийся над одиноким прохожим. Врач опешил от рослости и худобы пациента. Скрывая удивление, он закрыл ставни и вернулся к мужчине.

‒ Как себя чувствуете? ‒ спросил врач. ‒ Что молчите?

Тишина.

Врач пожал плечами. Плечи у него удались на честь маленькому росту и коротким ногам. Раскосые глаза и смуглая кожа выдавали в нём степняка.

‒ Для точного диагноза ‒ сказал он, ‒ мне необходимо узнать, что с вами произошло. Вы прибыли с отравлением. Чем отравились?

Раздался стук от окна. Оба посмотрели в сторону шума: ворона клевала хлебные крошки.

– Суррогатом? ‒ продолжил врач. Мужчина нахмурился. ‒ Не обижайтесь, но нашли вас в подворотнях, от вас пахло алкоголем, и одеты вы были в грязные лохмотья. Я погрешил на спиртное. В больницу каждую неделю прибывают люди с подобными диагнозами, денег нет, купят настойки и после застолья на погост.

Мужчина молчал и смотрел, не моргая. Врач растерялся, не понимая своего смущения. История болезни увлажнилась в ладони. Скрывая волнение, врач посмотрел в медицинские записи. «Так, так», − бессмысленно пробурчал он. Взгляд пробежал поверх бумаг и упал на ступни мужчины. Огромные стопы с необычайно длинными и изломанными в разные стороны пальцами вызвали у врача брезгливость.

– Я потерял память, – наконец сказал мужчина. Голос прозвучал, как помехи в радио, выдавая многолетнее пристрастие к алкоголю и крепкому табаку.

– Как это потеряли память? – переспросил врач.

Мужчина без стеснения поковырял в ухе и с любопытством осмотрел кончик пальца. Исследование длилось так долго, что ввело доктора ещё в больший ступор. Разнообразие чувств от первой встречи с пациентом свелись к одному – отвращению. Внешность мужчины отталкивала, но врач не понимал причин неприязни. Может, дело в плешивой бороде или в веках без ресниц или чёрных, глубоко посаженных глазах, или в двух тонких линиях вместо губ? А может, тайна крылась в душе мужчины, мрачной и жестокой, как его облик? Врач вспомнил оборотней из старых чёрно-белых фильмов ужасов: тощих, с длинными лапами, облезлых и с плохим гримом.