Люка покачал головой.

– Не-а. – Трудно было не заметить полное отсутствие его интереса к теме.

Я нахмурилась. Все ясно: новенький пытается произвести впечатление. Шелли, однако, этого не поняла – она удивленно заморгала и уставилась на него. Я закатила глаза. Тебе не удастся увлечь его разговорами о литературе, Шелли. Я продолжала рисовать, понимая, что сама ни за что к Люке не повернусь. Не хотелось бы снова выплюнуть на кого-то свою мокроту. Воспоминание о том случае было еще слишком свежо.

Но тайком я на него все же взглянула.

Кто-то стукнул ногой по моему стулу: Уэс перевел взгляд с меня на новенького, ухмыльнулся и покачал головой. Я сердито посмотрела на него и беззвучно проговорила одними губами «умри». Он засмеялся и подвигал бровями, изображая Люку. Я ударила ногой по стулу Уэса, и он пригнулся, чтобы скрыть смех. Когда класс увяз в обсуждении пренебрежительного отношения Чосера к рыцарству, случилось что-то странное: Люка решил придвинуть свою парту ко мне. Я замерла. Это еще зачем? Не-е-ет!

Представим, что он сейчас увидит перед собой. Сухие, потрескавшиеся губы? Есть. «Соньки», которые, возможно, остались во внутренних уголках глаз с утра, и несколько мелких противных прыщиков на лбу? Есть. Длинный волос в брови (все время забываю выдернуть) и усики над верхней губой? Тоже на месте. Да еще эти тренировочные штаны! Нет, день для разговоров с красавцем новичком сегодня явно неподходящий.

Я в смятении посмотрела на Уэса. Он, понимая, что я вот-вот направлюсь во Фливалвиль, скорбно поджал губы. Люка оказался в нескольких дюймах от меня и искоса заглянул в мою тетрадь.

– Хороший рисунок. – Он смотрел прямо перед собой и говорил так тихо, что я даже засомневалась, не послышалось ли мне.

Я посмотрела на рисунок платья.

– О, спасибо, но это… всего лишь набросок. – Я небрежно накрыла рисунок рукой.

– Занимаешься рисованием по углубленной программе?

Я фыркнула и тут же покраснела. Соберись.

– Н-нет, – наконец выдавила я. – А ты?

Он кивнул.

– Скажи мне правду, – прошептал он. – Я ведь оказался в группе самых занудливых зануд, верно?

Я подавила желание улыбнуться, испугавшись, что снова фыркну. Это было бы слишком: фыркнуть второй раз подряд.

– Как ты узнал? По нашему усердному изучению «недоанглийского» языка?

Он засмеялся. Ого, мне только что удалось рассмешить красавчика. Ладно, пока я отлично справляюсь, надо притормозить. Хотя…

– Мы типа получаем удовольствие от шуточек о непристойном поведении людей в четырнадцатом веке, – продолжила я, не успев себя остановить. Боже, ну почему?!

Но Люка снова засмеялся. И это заставило меня тоже прыснуть со смеху – как ни странно, без фырканья.

Я чувствовала, как прожигает меня взгляд Уэса, посылавшего телепатические сообщения, чтобы я замолчала.

И только я собралась наклониться к Люке и пошутить насчет любви Чосера к похотливым дояркам, как заметила, что его рука перебирается на мою парту и медленно ползет ко мне. Какого?..

Мой мозг словно сошел с ума: в голове замигали красные огни, затрубили рожки и завыли сирены, предупреждая: сейчас может случиться что угодно. Я даже подумала, что умираю. Сердце выскочило из груди с финальным триумфальным adios, muchachos![7]

Но я не умерла. Люка осторожно взял у меня карандаш. Я так удивилась, что согнутые пальцы так и остались в том положении, в каком его держали. Затем новенький слегка развернул и придвинул мою тетрадь к себе.

Не глядя на меня, он стал быстро и уверенно наносить штрихи поверх моего рисунка. Платье превратилось из смешного девчачьего в женское, многослойное и кружевное. Спереди короткое, сзади с турнюром