- Хватит! - Шумский только слегка голос повышает, но выходит как щелчок кнутом. И я вдруг понимаю, что его добродушие и сдержанность… они есть, конечно. Но он за своих пациентов и профессию всех порвет. Именно поэтому я его и выбрал. - Она никуда не сбежит.

Смотрю на него пристально.

Не знаю - верить или нет. Ему. Ей. Этому гребаному миру, который меня уже успел подставить. Что делать-то, блять?!

- Иван Владимирович, - говорит доктор тише, - Или вы доверяете мне и моим выборам… до конца. Или нет. Я не могу делать то, что делаю, с постоянной оглядкой на вас.

Выдыхаю.

Это, наверное, одно из самых сложных решений в моей жизни…

Но я его принимаю.

- Хорошо, - говорю чуть надтреснуто. - Хорошо. Я тоже все подпишу.

11. Вита

Мы заранее обговорили, что меня не будут пичкать таблетками, которые “выгоняют” нужные клетки из костного мозга в кровь. А в назначенный день я приеду, и у меня возьмут под наркозом все, что им надо. Из верхнего края тазовых костей.

Шумский объяснил, что придется сделать несколько проколов. Набрать необходимое количество жидкости. И хотя бы сутки побыть в стационаре - убедиться, что у меня не отваливается ничего после процедуры. Я тогда только кивнула. В свое время я кучу статей на эту тему прочитала, и все подробности мне были известны. Как и то, что есть и пить мне перед процедурой нельзя. И приехать надо заранее, да. Чтобы еще раз анализы взяли.

Знаю я и то, что при общем наркозе ничего не чувствуешь, а после - хреново. Так и выходит. Меня увозят на каталке из палаты, а как возвращают - уже не помню. Выплываю из мути. Тошнит. Все болит, все тело. В руке иголка, я ее чувствую, но не понимаю, что мне капают - обезболивающее или просто что-то полезное.

Лучше бы обезболивающего. И от тошноты.

Снова проваливаюсь в туман.

Второй раз прихожу в себя более осмысленно. Тошнит меньше, боль локализовалась в районе бедер. Веки тяжелые, слипшиеся, во рту сухо. Хочется хоть немного смочить язык и, пожалуй, чтобы совсем ничего не болело. Имею право. Для этого надо нажать на кнопку, вызвать сестру. Кнопка где-то на шнуре, возле руки должна быть...

Глаза открываю, чтобы найти ее… и вижу маньяка. То есть Баринова. Прям возле меня.

Померещился, надеюсь.

Закрываю.

Но когда поднимаю веки - снова вижу его идеальную рожу. Сидит в кресле для посетителей и смотрит на меня.

- Твою ж… - вырывается у меня ругательство. И не скажешь, что недавно даже помыслить не могла, чтобы разговаривать. Ругаться я могу всегда, - Вы чего тут сидите и смотрите, а?

- Я… - открывает рот и закрывает. И трет лицо. Видок у него такой, будто не спал несколько дней. Наконец похож на человека, а не на мужика из рекламы дорогих костюмов.

- Вы… - вздыхаю, - Вы идите отсюда. Я не давала своего согласия, чтобы вы на меня пялились.

- Я пришел проверить, что у вас все нормально, - бурчит.

- У меня все всегда просто отлично, - отворачиваю голову. Не буду на него смотреть. Лучше в окно посмотрю. Там кусочек неба и деревья с пожухшими листьями. О, кнопка. Тянусь к ней, чтобы нажать, но Баринов меня опережает. Подходит и сам жмет. А я сержусь, - К сыну своему идите!

И нечего пальцами своими возле меня тыкать!

- Туда не пускают, - сообщает на грани слышимости.

Я чувствую за этим тихим “не пускают” столько тоски и страха, что на мгновение даже хочу сказать чего- нибудь ободряющего. Но это желание быстро проходит.

Появляется симпатичная медсестра и начинает хлопотать вокруг меня. Подушки поправляет, дает лекарство, расспрашивает о самочувствии. Когда она уходит, Баринова уже не вижу. Наверное к Ярику пошел. Хоть даже не пустят - можно ведь в коридоре рядом постоять. Я знаю, это иногда тоже важно…