– Как тебя зовут? – спросил я.

– Вук, – неохотно ответил он.

– Что означает твоё имя?

– Мохнатый зверь.

– У тебя есть жена, дети?

– Наверно, есть дети. – Он усмехнулся. – Жёны у нас общие. И дети – тоже.

«Групповой брак! – подумал я. – По Моргану – низшая стадия дикости. Может, это ещё и не племя, а стая?»

– Зачем вы шли к купам?

– Они знают. За женщинами.

– Вам не хватает женщин?

– Они умирают раньше мужчин. Вот и не хватает.

– А почему они умирают раньше?

– Не знаем! – Вук усмехнулся. – Боги знают. Колдун говорит: раньше умирает тот, кто достоин смерти.

Последние слова пленника полоснули меня как ножом. Они почти дословно повторили вошедшее в историю изречение одного из российских политиков самого конца двадцатого века. «Что ж, – сказал он публично и спокойно, – погибает тот, кто достоин смерти».

Он имел в виду, правда, не людей, а заводы и фабрики, которые, по его мнению, делали что-то не то или не так. Но за ними стояли люди, которых обрёк он на великую безработицу.

Он был внуком сразу двух прекрасных, безупречных писателей, но в историю вошёл как великий разоритель российской экономики и виновник гибели бесчисленного количества людей. Прежде всего – стариков, у которых отнял необходимые лекарства, достойную пенсию и возможность заработать на жизнь. Миллионы детей он сделал беспризорниками, тысячи жуликов – миллионерами.

Так вот, оказывается, кто товарищ тому давнему политику по уровню мышления – колдун бывших людоедов!

Позже, в двадцать первом веке, эти зловещие слова потомка двух писателей периодически возникали в самом различном исполнении на его роскошном кладбищенском надгробии. Единственный в российской истории случай долгого народного злопамятства…

…– Почему вы живёте в пещерах? – спросил я Вука. – А не в хижинах, как купы?

– В наших пещерах тепло, – ответил пленник. – А в хижинах у нас замёрзнешь.

Лицо его становилось напряжённым. Что-то он там, похоже, нащупывал за спиной. Но что там, у голой стены, нащупаешь? Может, какое-то насекомое его кусало?

Он заметил мои интерес не к словам, а к движениям, сейчас же вынул одну руку из-за спины, протянул к стаканчику и очень грамотно, неторопливо, отпил из него воды. Будто всю жизнь пил из стаканов.

И долго потом держал стаканчик в руке, отхлёбывая по глоточку. Явно получал удовольствие. Я и не заметил, как поставил он пустой стакан на место и убрал руку за спину.

– Скажи, Вук, – продолжал я, – хуров больше, чем купов, или меньше?

– Мы не хуры, – мрачно возразил он. – Это купы называют нас «хуры» – «нелюди». А мы называем себя урумту – люди пещер. Когда-то мы были урумку – люди лесов. И жили в этих местах.

– Сколько вас?

– Много! – гордо ответил он. – Сколько купов, и ещё столько, и ещё больше. В пещерах свободно. Нас будет ещё больше. Мы тут сильнее всех.

– Почему вы ушли из лесов в пещеры?

– Нас прогнали. – Вук опустил голову.

– Кто?

– Злые боги.

– У них есть имена?

– Нур-Нур главный. Он бросался огнями с неба. Его слушались громы и молнии. Он был страшен и не знал жалости.

«Прямо Зевс-громовержец, – подумал я. – Так вот отчего они кричали «Нур-Нур!»… Только почему всё в прошедшем времени?»

– Где он живёт? – спросил я.

Пренебрежительная усмешка пробежала по лицу Вука. Немного, в его мнении, стоил человек, не знавший Нур-Нура. Однако пленник решил снизойти до ответа:

– Когда-то он жил за рекой купов. Где сейчас айкупы. Потом ушёл на небо.

– За что он прогнал вас?

Вук помрачнел, опустил взгляд, задумался. Похоже, не хотел отвечать.

– Отвечай! – потребовал я. – Хочешь жить – отвечай!

Он поднял на меня маленькие глубоко посаженные тёмные глазки. Ничего, кроме лютой ненависти, не увидел я в них.