Матери меня, конечно, уговорили. Тоже уговаривали три дня, тоже блистали красноречием и обещали всяческую помощь, вплоть до размена двух принадлежащих нашим семьям квартир – на три поменьше, чтобы с ребенком жить где было. Обманули. Все друг друга обманывают. Мы с Анькой не родили пятерых детей, а они не разменяли квартиры. Моя любимая старшая дочка Женька – плод разнообразных видов обмана. Дитя оптической иллюзии пересечения двух параллельных, результат подлого сговора своих бабушек. А еще в ее появлении на свет сыграло важную роль одно некачественное резиновое изделие знаменитого завода в подмосковной Баковке. Вот из этого всего она и получилась, вопреки всякой логике. Вопреки здравым рассуждениям в моей якобы умной голове. Боже мой, какие страшные вещи совершаются от ума! Я мог убить Женьку – любимую, самую дорогую, самую близкую, так похожую на меня. Представить невозможно! И все это от ума. А от глупости, подлости, нелепых и дурных стечений обстоятельств, наоборот, получаются иногда невероятной красоты вещи. Так, может, ну его, этот ум с присущей ему логикой, к черту? Все равно не объяснишь и не поймешь ничего толком. Тогда зачем я не сплю этой длинной, похмельной и пьяной ночью? Зачем вспоминаю и пытаюсь понять? Не знаю… Видимо, потому что выхода нет: мне обязательно нужно разобраться в своей жизни. Иначе – край. К краю я подошел и, если не найду, за что зацепиться, – свалюсь. Бесполезно думать? Значит, переживу все заново, не мозгом, так печенкой и почками пойму, где совершил ошибку. И исправлю.

За несостоявшийся аборт Анька на меня не обиделась. Не состоялся же. Мы жили по-прежнему. Я устроился на вторую работу – кочегаром в котельную, недалеко от съемной квартиры в Зеленограде. Денег все равно не хватало, пришлось брать больше сверхурочных, начальство не могло нарадоваться на трудолюбивого и безотказного сотрудника. Вот только денег от этого не прибавлялось.

У Аньки заметно рос живот, но еще быстрее росли цены в магазинах. Стиральную машину «Малютка» (пластмассовое корыто с вентилятором внутри) я еще успел купить, а откуда и на что брать кроватки, коляски, соски и ползунки для будущего ребенка – не имел понятия. Неожиданно помогла подработка в котельной. Кто-то из местных начальников теплосети вдруг вспомнил, что подвизался у них кочегаром молодой, а главное, непьющий инженер. Нашли меня, спросили, не могу ли наладить работу автоматики отопления пионерского лагеря под Зеленоградом. Я посмотрел, ничего не понял, но ответил, что могу. И от отчаяния назвал огромную цифру стоимости своих услуг. Что-то около 10 000 долларов по тому курсу. Тертые коммунальщики только посмеялись и уже совсем собрались меня послать, но я произнес волшебные, секретные слова:

– А вы безналом заплатите. На фирму. Пятнадцать тысяч. Назад получите пять.

Безнала у коммунальщиков было завались. Обналичивали они его тупо, по-советски, через зарплаты мертвым душам. И все равно не могли обналичить. Не хватало им душ, ни мертвых, ни живых. А тут такой случай! Согласились. Я их свел с хозяином строительной конторы, где трудился прорабом, и все срослось. Мне удалось выторговать у хозяина фантастические условия. Пятьсот долларов мне за работу и еще три с половиной тысячи – за то, что заказ в контору притащил. Всего четыре тысячи американских денег. Целое состояние по тем временам – не то что коляску и кроватку купить можно, а не работать вообще пару лет. Или приобрести, наконец, вожделенную вишневую «девятку».

Три месяца я пахал как каторжный: по будням ездил из Зеленограда на другой конец Москвы – работать прорабом. Две ночи в неделю дежурил кочегаром в котельной, половину оставшихся ночей и выходные чинил автоматику пионерского лагеря. Спал преимущественно стоя, в электричках и вагонах метро. Анька, видя мои мучения, робко заикнулась о том, что, может, все-таки стоило сделать аборт.