».

– Ты видел?! Ты это видел?! – хлопает он в ладоши, будто мы смотрели в разные окна. – Как дедок чуваку вмазал! Вот она, старая закалка! Ладно, пошли, пора уже, цепляй баклашку…

Прихватив бутылку с вином, мы спускаемся во двор. Жмен звякает ключами возле дверей гаража. Оттащив тяжелую, протяжно скрипнувшую створку, он включает свет, взорвавшийся сверхновой в ночном дворе.

– Вот он, родименький… – проводит Жмен рукой по белому багажнику – вернее, в случае с «запором», капоту – огибая пятна ржавчины и грязи, и добавляет: – Батя вроде с гнилым дном решил вопрос. Приварил туда дверь от нашего старого холодильника.

Он смеется, и я так и не понимаю, шутка это или нет. В любом случае, «запор» выглядит сурово и бывало.

Жмен открывает дверь и забирается внутрь.

– Слушай, ты уверен, что это… – начинаю я, но мои слова прерывает рычание заводящегося мотора.

– Не боись, залазь, – машет рукой Жмен.

Загораются и освещают стеллаж с инструментами и всяким хламом фары – одна ярко, другая совсем тускло; машина дергается назад, выезжает из гаража; блеклая фара напоминает подбитый глаз.

Выскочив из машины, Жмен забегает в гараж, копается на одной из полок и выходит с охапкой каких-то грязных, измазанных в масле спецовок. Открыв багажник, он бросает все это внутрь, к бутылю с вином, и захлопывает скрипнувшую крышку.

– Зачем это?

– Потом узнаешь, – ухмыляется Жмен, и мы медленно едем по двору.

Проспект похож на улицы городов будущего из фантастических фильмов – расцвеченный холодными разливами неона вывесок, оранжевыми конусами фонарного света, множеством немигающих глаз освещенных окон и бесконечной световой многоножкой встречных автомобилей, скользящих по «запорожцу» Жениного отца лучами фар. Вскоре остаются лишь фонари – по обе стороны проспекта потянулись черные пустоши, заброшенная громада недостроенного Ледового стадиона и приземистый силуэт полумертвого, превращенного в рынок ипподрома. Это буферная зона, отделяющая Колос, наш район, от Теремков-1, уже растущих впереди сияющей стеной высоток. Жмен ведет на удивление аккуратно и спокойно – машин на дороге не много, да и спирт, должно быть, слегка притупил страх.

– Клацни там «play», – машет рукой Жмен в сторону магнитофона, валяющегося на заднем сиденье в компании кучки кассет без коробок. Магнитолы в тачке нет, и батя Жмена возит с собой старую «Беларусь 302», которую однажды залил водой и додумался просушить в микроволновке. После этого несчастный кассетник оплавился по краям, став жутким и зловещим, как Фредди Крюгер, но продолжает худо-бедно работать.

Из колонок «Беларуси» замурлыкал Лагутенко:

«Достала… морская… меня болезнь…»

Мы хором орем:

– «Сушите! На веслах! Садимся! На якорь!!!»

Ветер, свистящий в опущенных окнах, вытягивает слова и музыку из салона и уносит в накрывшую проспект ночь.

На развязке уходим вправо, к Теремкам-2. Останавливаемся у супермаркета, который все по привычке называют универсамом. Несмотря на враждебный Колосу статус Теремков, в детстве почти все его обитатели, включая меня, вместе с родителями вынуждены были посещать этот магазин, так как на Колосе были только маленькие и пустые гастрономы, а здесь хоть что-то можно было купить. Впрочем, и сейчас нам приходится ездить в новый торговый центр «Магеллан», чтобы сходить в кино, – оба кинотеатра на Колосе, «Загреб» и «Прогресс», давно приказали долго жить. А летний театр на ВДНХ, где иногда показывали кино, и вовсе спалили.

Шмат стоит в оранжевой световой колонне под фонарем в каком-то идиотском вельветовом пиджаке – должно быть, отцовском, потому как карманы болтаются где-то в районе Шматовых коленей.