Мальчишка, припустивший было в сторону старой коптильни, припомнил собиравшегося отправить его в разведку рыжего. А, может, ну его к черту? Придумать, например, что тетушка не отпустила. Но тогда все скажут, что он испугался. Никакими отмазками не спасешься. А то и прозвище какое придумают. И рыжего такое объяснение вряд ли устроит!

Горько вздохнув, побежал дальше, раздираемый на части любопытством и страхом.

– Здорово, шпингалет!

Во дворе у коптильни – десяток крепких парней в одинаковых коричневых рубашках. У двоих Пауль разглядел короткие толстые дубинки. Ох и будет делов…

– Слушай сюда. – Рыжий присел, глядя Паулю прямо в глаза. Взгляд у конопатого внимательный и сосредоточенный. – Ты сейчас иди к проулку, и сиди там. Так, будто тебе скучно и делать нечего, усек? Если появятся красные, тикай сюда. Да не вздумай ничего кричать! Чтоб смотрелось так, будто ты их толпы испугался и решил держаться подальше. А нас с товарищами здесь как будто бы и вовсе нет, ясно?

Куда уж яснее.

– Вопросы есть? Нет? Тогда пошел!

Узкий проулок встретил равнодушной тишиной. Славно, что в разведке страшного гораздо меньше, чем думалось. Вот только теперь придется целый день торчать в одиночестве, дожидаясь появления юнгштурмовцев. А ну как они и вовсе не придут?

Меж двумя кварталами раскинулся окруженный покосившимися развалюхами пустырь, все обустройство которого состоит из нескольких скособочившихся скамеек. Считается, что место это принадлежит обитателям Леопольдкиц. Они тут играют в карты на деньги да потребляют шнапс. В прошлый раз именно здесь юнгштурмовцы и застукали Андреаса с компанией. А теперь, выходит, гитлерюгенд решил устроить полноценную засаду – дождаться, покуда коммунисты зайдут на вражескую территорию, перекрыть несколько узких проулков – вот тебе и готовая мышеловка. Хитро придумано. Со стороны пустыря раздались знакомые голоса: не иначе, Андреас с компанией играют роль приманки. Делают вид, будто не нашли более удачного места и времени для партии в карты. Ну и хитрюги.

Восторги в адрес коварного плана длились ровно до тех пор, пока вдали не послышался гомон приближающейся толпы. Юнгштурм и шпарплацовцы идут, не таясь. Несколько человек переругиваются, стучат по разбитой мостовой каблуки ботинок. Пауль перепуганным зайцем метнулся в сторону. Встречаться с обитателями соседнего квартала – никакого желания. Черт знает, что у них на уме. Хотел было живее бежать к засевшим в засаде штурмовикам, но неожиданная мысль заставила застыть на месте: если получится поглядеть на идущих недругов, да еще и пересчитать их – вот остальные удивятся!

Вплотную к одному из зданий примыкает покосившийся сарай, в котором досок едва ли не меньше, чем дыр. Вот в него-то Пауль и юркнул. Внутри противно воняет гнилью, запах мешается с мерзким привкусом прогорклого масла, а о том, как он будет выглядеть, когда вылезет, лучше и не думать. По колену и спине противно разлился липкий холодок: кажется, он ухитрился испачкаться обо что-то мокрое. Ой-ей – куртку и штаны, небось, придется теперь стирать, и тетушка Гретхен совсем не обрадуется такому повороту. А уж если выяснится, что неведомая грязь еще и не отстирывается – страшно представить, что тогда будет.

Беспокойство о предстоящей взбучке вскоре испарилось: из-за поворота появилась гомонящая толпа. Первыми идут парни в одинаковых штурмовках и кепи. Маршируют в ногу, точно солдаты на параде. Пауль застыл, опасаясь выдать свое местонахождение случайным движением. Вот уж ничего хорошего не выйдет, если его застукают… И какого черта он вообще залег здесь? Сейчас бы уже, небось, докладывал рыжему про появление неприятеля. Тот бы и так остался доволен.