Он умел подчёркивать как что-то светлое, так и уродливое. То, что простым взглядом не уловить. И это уродливое выпирало так, что для детского взгляда и психики казалось неприемлемо-возмутительным. А попросту: детство и юность не знает компромиссов и полутонов.

В общем, то была старая печальная история, как в Белова влюбилась староста класса Алёна Архангельская, а Стёпка то ли не понял её любви, то ли не принял. И тогда она отомстила: сфотографировала и развесила в соцсетях портреты. Подлый такой и жестокий шаг по отношению ко всем.

Обозлила Алёнка против Стёпки не только одноклассников, но и учителей, которые тоже попали под раздачу. Стёпку не клевал разве что ленивый. Мать его вызывали в школу. Настоятельно рекомендовали обследовать его у психиатра на предмет психического здоровья.

Всем казалось, что нормальный человек так рисовать не может. Всем виделось, что Белов – злобный монстр, способный только уродливое видеть. На самом деле, Стёпка был просто не таким, не от мира сего, добряк по натуре, подкармливающий бездомных собак и способный рыдать навзрыд из-за того, что машина кошку переехала.

История получила широкий резонанс. Стёпкина мать перевела его в другую школу, и с той поры он перестал рисовать портреты. Точнее, не так: он открыл для себя новый источник вдохновения – рисовал городские портреты. По-другому его картины назвать сложно.

Со Стёпой, а точнее, уже Стефаном, мы встретились за границей, куда он умотал, как только у него появилась такая возможность. Этот мир его отрицал, он нашёл тот, который его принял. Но в последние годы он достаточно вырос, чтобы попытаться эти два мира объединить воедино.

Это его не первая выставка на родине. Он теперь охотно катается между странами и, думаю, навсегда избавился от комплекса изгоя. Страна любит героев, а Белов, несомненно, им стал.

Я живо представил, какой урной будет Бояркина. Она сама не понимала, на что напросилась. И уж если попадёт на острый Стёпкин карандаш, то хана ей. Он же её покер-фейс по всем галереям мира протянет. А такое не каждый выдержит.

Я бы её предупредил, наверное. А может, даже уговорил Белова не ранить тонкую женскую психику. Но я был так зол на Бояркину, что жаждал крови. К тому же, я припёрся сюда не для того, чтобы сводить с ней счёты. Меня интересует исключительно Ястребовский и кое-кто ещё.

Стёпка охотно согласился меня представить всем, на кого я пальцем ткну.

– Это легко, – пожал он плечами. – В этот раз предусмотрен аукцион. Несколько моих картин уйдут с молотка в частные коллекции, поэтому приглашены как поклонники моего творчества, так и просто коллекционеры, которые заинтересованы в выгодных вложениях. Искусство хорошо тем, что с годами становится дороже. То есть ценнее.

Он умел над этим шутить. Стёпка, а нынче – Стефан, кто бы что ни говорил о нём, – отличный мужик.

– Списки приглашённых составляет мой менеджер, а поэтому ничего не стоит внести тех, кого твоя душа пожелает. Дополнительно, так сказать.

Дополнительно и не понадобилось: все, кто мне нужен, в его ценном списке и так значились. Сегодняшний день – для избранных. Позже галерея на какое-то время будет доступна всем желающим, а судя по заранее проданным билетам, желающих было много.

И вот сейчас этот мировой мужик Стефан Белов разглядывал мою Бояркину так, что мне его придушить захотелось. Он же на неё смотрел не как на арт-объект! Я ж не вчера родился, и взгляды подобного толка легко отличить могу. Мало того, что этот Ястреб вокруг Бояркиной вьётся, разглядывает её так, будто представляет, как будет её по частям употреблять, так ещё и друг Степан туда же – старается изо всех сил, чтобы я отсюда со стёртой на зубах эмалью ушёл.