Несколько часов я блуждал по тёмным грязным улочкам. Хотелось с кем-то обсудить всё, что я чувствовал, всё, что накопилось: неужели я один такой? Пока не увидел:
Госпиталь душ одной рамки1, никому не нужных чувств.
Любой незнакомец, входящий в эту комнату, оставит все свои надежды за дверью. И услышит от других незнакомцев то, что уже сам давно ощущал.
– Большие трудности изменить себя…
– Можно привыкнуть и к аду.
Откликнутся внутренние раны:
Забавно, как я теряюсь в своих поисках и забываю о лекарстве от оцепенения. Неважно, как далеко я зайду, я всё равно не найду его. И это приведёт меня к земле и доскам. Я занимаю своё место в кругу с небольшим тусклым светом посередине комнаты. Я бессилен.
Поймёт, что он такой не один.
Слабые, дрожащие от холода, сломленные, забывшие, что они тут делают. Сидят в кругу, и никто не спешит заговорить. Они бессильны.
И сольётся он со всеми в один поток изломанных мечтаний:
Мы пусты, и никто не может заполнить эту пустоту. Одиноки, виновны, безмолвны, безлики. Мы не имеем имён. Мы бессильны.
Заполняется внутренняя чаша печали от чужих мыслей и непонимания от других людей:
– Будь как все, не такой чужой, как ты. Это не идёт к твоему лицу.
«Отойди! Не приближайся! Смотри, как я выгораю!»
– Прости меня, папа, я не проснусь к обеду!
– Это изменит хоть что-нибудь в тебе?
«Я горю! Отойди! Не приближайся!»
– Прости меня, мама, я пропущу ужин!
– Попробуй что-то новое. Не зацикливайся.
«Не приближайся! Отойди! Я рассыпаюсь, смотри!»
– Простите меня, друзья, я забуду о вечере!
Постоянный шум трагедии звучит всё громче:
Стоя на коленях, безмолвно спрошу:
– Услышишь меня?
– Почувствуешь тень на своих плечах?
– Утолишь мою жажду?
– Ты поможешь мне?
– Сможешь ли ты починить это?
– Почини меня!
– Моя душа для тебя не важна?
– Будешь ли ты терпелив со мной?
– Поможешь ли ты безнадёжному?
– Попробуй спасти меня…
– Схвати меня…
– Попытайся спасти меня…
– Я хочу упасть…
– Научи меня…
– Ты не слышишь меня! Видимо, я глухой!
– Я, знаю, что тебе нужно. Принесу его тебе. Сохрани его. Относись бережно к нему. Клянусь: моё сердце станет твоим. Если пообещаешь поцеловать меня в лоб и накрыть землю пухом.
– Я, молила, чтобы увидеть тебя вновь. Ты – святость моему одиночеству, как в прошлые золотые дни, звёздами благословлённые были мы. Твой ключ подходил к моему счастью, а моё очарование снимало твои оковы скромности. Ты холод моему огню, нить в игле в пылающем сене. И в глубоком сне, под голубой луной, ты явился мне, словно терновый куст – святому. Обнажённая, пройдусь непорочной дорогой, по следам святой девы, я направлюсь к тебе с внутренним грехом навстречу. Склонюсь к твоей могиле, оставлю одинокую розу, пронзив кистью вены, и напитаю нашу землю кровью.
– Я, снова копнул глубоко – с холодной душой, без надежды, им известно, что я наполнен печалью, они видят, что я вновь ранил себя, они понимают, что я боролся с собой. Долго скрывал свою боль, трудно осознавать, что я один из страдающих от одиночества, тяжело разлагаться в мёртвом теле, не так ли?
– Я, позволь, позволь мне быть тем самым – единственным! Во мне было пристрастие, родившееся в золе постоянных презрений. В тебе был интерес, родившийся с устойчивым пламенем. Скажи мне, ты толкаешь меня к огню или в огонь? Это тяжело, трудно оправиться от ожогов, теперь я одинок! «Ссоры» – разве это всё, что у нас есть? Это тяжело, бедственно, это всё, что у нас было, для меня! Разве я глупец и не достоин любви? Это тяжело, горестно расставаться с любовью, я знаю! Неужели я такой неуклюжий и заслужил лишь одиночество? Тяжело, тяжело сохранять это всё, ты не понимаешь. Теперь для нас слишком поздно, тяжело, тяжело вспоминать жизнь с тобой. Я одинок, не хочу, не хочу справляться с этим самостоятельно. Это тяжело, тяжело сохранять любовь, ты не понимаешь, я не могу преодолеть это один. По-прежнему уже не будет, шрамы с твоим именем останутся до конца моих дней. Тяжело забывать пристрастие, я знаю, уже всё позади для меня, нелегко расставаться с жизнью из-за тебя!