Несколько часов я блуждал по тёмным грязным улочкам. Хотелось с кем-то обсудить всё, что я чувствовал, всё, что накопилось: неужели я один такой? Пока не увидел:

Госпиталь душ одной рамки1, никому не нужных чувств.

Любой незнакомец, входящий в эту комнату, оставит все свои надежды за дверью. И услышит от других незнакомцев то, что уже сам давно ощущал.

– Большие трудности изменить себя…

– Можно привыкнуть и к аду.

Откликнутся внутренние раны:

Забавно, как я теряюсь в своих поисках и забываю о лекарстве от оцепенения. Неважно, как далеко я зайду, я всё равно не найду его. И это приведёт меня к земле и доскам. Я занимаю своё место в кругу с небольшим тусклым светом посередине комнаты. Я бессилен.

Поймёт, что он такой не один.

Слабые, дрожащие от холода, сломленные, забывшие, что они тут делают. Сидят в кругу, и никто не спешит заговорить. Они бессильны.

И сольётся он со всеми в один поток изломанных мечтаний:

Мы пусты, и никто не может заполнить эту пустоту. Одиноки, виновны, безмолвны, безлики. Мы не имеем имён. Мы бессильны.

Заполняется внутренняя чаша печали от чужих мыслей и непонимания от других людей:

– Будь как все, не такой чужой, как ты. Это не идёт к твоему лицу.

«Отойди! Не приближайся! Смотри, как я выгораю!»

– Прости меня, папа, я не проснусь к обеду!


– Это изменит хоть что-нибудь в тебе?

«Я горю! Отойди! Не приближайся!»

– Прости меня, мама, я пропущу ужин!


– Попробуй что-то новое. Не зацикливайся.

«Не приближайся! Отойди! Я рассыпаюсь, смотри!»

– Простите меня, друзья, я забуду о вечере!

Постоянный шум трагедии звучит всё громче:

Стоя на коленях, безмолвно спрошу:

– Услышишь меня?

– Почувствуешь тень на своих плечах?

– Утолишь мою жажду?

– Ты поможешь мне?

– Сможешь ли ты починить это?

– Почини меня!


– Моя душа для тебя не важна?

– Будешь ли ты терпелив со мной?

– Поможешь ли ты безнадёжному?

– Попробуй спасти меня…

– Схвати меня…

– Попытайся спасти меня…

– Я хочу упасть…

– Научи меня…

– Ты не слышишь меня! Видимо, я глухой!

– Я, знаю, что тебе нужно. Принесу его тебе. Сохрани его. Относись бережно к нему. Клянусь: моё сердце станет твоим. Если пообещаешь поцеловать меня в лоб и накрыть землю пухом.

– Я, молила, чтобы увидеть тебя вновь. Ты – святость моему одиночеству, как в прошлые золотые дни, звёздами благословлённые были мы. Твой ключ подходил к моему счастью, а моё очарование снимало твои оковы скромности. Ты холод моему огню, нить в игле в пылающем сене. И в глубоком сне, под голубой луной, ты явился мне, словно терновый куст – святому. Обнажённая, пройдусь непорочной дорогой, по следам святой девы, я направлюсь к тебе с внутренним грехом навстречу. Склонюсь к твоей могиле, оставлю одинокую розу, пронзив кистью вены, и напитаю нашу землю кровью.

– Я, снова копнул глубоко – с холодной душой, без надежды, им известно, что я наполнен печалью, они видят, что я вновь ранил себя, они понимают, что я боролся с собой. Долго скрывал свою боль, трудно осознавать, что я один из страдающих от одиночества, тяжело разлагаться в мёртвом теле, не так ли?

– Я, позволь, позволь мне быть тем самым – единственным! Во мне было пристрастие, родившееся в золе постоянных презрений. В тебе был интерес, родившийся с устойчивым пламенем. Скажи мне, ты толкаешь меня к огню или в огонь? Это тяжело, трудно оправиться от ожогов, теперь я одинок! «Ссоры» – разве это всё, что у нас есть? Это тяжело, бедственно, это всё, что у нас было, для меня! Разве я глупец и не достоин любви? Это тяжело, горестно расставаться с любовью, я знаю! Неужели я такой неуклюжий и заслужил лишь одиночество? Тяжело, тяжело сохранять это всё, ты не понимаешь. Теперь для нас слишком поздно, тяжело, тяжело вспоминать жизнь с тобой. Я одинок, не хочу, не хочу справляться с этим самостоятельно. Это тяжело, тяжело сохранять любовь, ты не понимаешь, я не могу преодолеть это один. По-прежнему уже не будет, шрамы с твоим именем останутся до конца моих дней. Тяжело забывать пристрастие, я знаю, уже всё позади для меня, нелегко расставаться с жизнью из-за тебя!