– А ты помнишь, кто нашёл Ламарану?
– Нет, вы знаете, когда я увидел, что уже копают, я подошел. А мой мозг был, как будто в тумане, в густом лесу, где не было никаких ориентиров. Я плохо соображал. Лишь помню чёрную мускулистую грудь капрала, которая была уже без какой-либо одежды. Электроды9 разных цветов уже приладили на места… Справа кричал Марио, которому было холодно, и я ему дал перчатки, но сказал, что они мокрые, на что он ответил, что ничего страшного, что ему «холодно-о-о-о…» Я до сих пор будто ощущаю, как на мне было тогда мало одежды, и я уже не чувствовал рук. Кто-то сказал подняться вверх и взять в рюкзаке перчатки. Я начал пробиваться вверх сквозь этот ужасный снег, который был большей частью рыхлый, но местами твердый, как бетон. Ноги проваливались до колен, порой до бедер, что затрудняло путь, преодолев метров 30—35, я уже окончательно обессилел… Постарался выровнять дыхание и услышал ваш голос – вы говорили немедленно спуститься, есть риск схода второй лавины… По ходу я увидел молдаванина, мертвого, на ледяном снегу, он казался весь изломанным, искривлённым. Он лежал внизу. Его нашли непалец и Альварес. Они видели, как снег полностью накрыл молдаванина, и сразу начали его откапывать. Но он оказался слишком глубоко. Его пытались спасти лишь двое. Смогли вытащить лишь через полчаса. Конечно, он был уже мертв…
– Ты помнишь, какой он был?
– Да помню, ведь мы пришли вместе. Он был очень спортивным и дисциплинированным. Но ему не нравилось служить, он просил несколько раз выйти в отставку. Его, однако, не отпускали.
– Кого ты еще помнишь?
– Многих, кто был под снегом. Кто-то выбрался сам, чудом оказавшись неглубоко. Кто-то оказался глубже, и тех вытащили без сознания. А были и те, кто попал очень глубоко, до них добирались 30, 40, 45 минут. Они были все мертвы…
Парни были в шоке. Я помню, как потом все пили день и ночь на протяжении многих недель. Многие стали курить травку, чтобы занять свой мозг, который взрывался от увиденного. Каждый успокаивал себя, как мог. Я лично смог заснуть лишь через несколько недель, с помощью лекарств.
– А что ты чувствовал, когда лавина начала идти в твою сторону? Что первое пришло в голову?
– Я сразу подумал о своем сыне. Боялся его оставить одного, и меня начало трясти, я был как парализованный. Но потом услышал: «Мулина двигай свой зад!» И тот камень чудом спас мне жизнь. Всю дорогу вниз я плакал. У меня болели колени, руки. Увидел накрытое тело Халили, и в этот момент больше не хотел возвращаться в горы. Ночью я не спал, не мог этого принять.
(Халили. За пару дней до смерти)
– Не хотелось бы тебя возвращать снова и снова в те события, но что ты чувствовал, когда все копали снег в этом хаосе?
– Помню, как Кузьмин кричал: «Давай копай!..» и все такое. Он был в состоянии стресса. Непальца помню, стоял, как зомби. Он даже не хотел рыть снег, тихо сам себе говорил: «Он уже мертв, он мертв, он мертв…» Да я и сам был потерянный весь. Было много людей, действительно какой-то хаос вокруг, словно после взрыва в метро. Никто толком не знал, что делать. Еще я помню кровь. Как на снегу алели большие пятна крови. Это вывело спасателей на тех, кто находился под снегом. Марио говорил: «Что ты смеёшься, думаешь, я вру? Мне и вправду очень холодно. Дай мне свои перчатки…» А я ему в ответ – что они мокрые и ужасно холодные. На что он ответил, что ему все равно, просто очень холодно, и таким детским истеричным голосом прокричал: «Давай!» Он сунул свои руки в мои перчатки и остался доволен. Хотя я помню, какие они были мокрые и неприятные, и я их снял, чтобы не отморозить пальцы. Чтобы самому не замерзнуть, я хотел взять те свои перчатки, которые были в сумке, но она находилась выше нашей позиции. Тогда я услышал приказ – взять свой рюкзак, и как только я начал подниматься, вы крикнули – спускаться, потому что был риск второй лавины. Вдруг я услышал голос снизу, который сказал мне смотреть наверх и наблюдать, не сойдет ли вторая лавина. Потому что внизу все работали сломя голову с выключенными АППЛ, чтобы не сбивать и не путать тот аппарат, которым ищут.