Не справляясь с воспоминаниями, Елена зарыдала громко и тяжело. Генрих, наблюдающий за ней в зеркало, остановил машину. Дорога шла по над рекой. Открыв дверцу, он буквально вытащил Елену из машины и повел ее, сопротивляющуюся, к речке.

Усадив на поваленное сухое дерево, он сказал:

– Плачь, кричи, здесь никто тебя не услышит!

Потом отошел к машине.

Елена тихо сидела на берегу. Слезы текли сами собой, заливая ей лицо. Она плакала беззвучно, боясь выплеснуть свои эмоции. Вновь и вновь она видела лица своих родителей, их ярость, она слышала их брань, крики. Казалось, этому не будет конца! Обхватив голову руками, она застонала, раскачиваясь всем телом.

Крик вырвался из нее неожиданно, громко и сильно! Испуганно оглянувшись на Генриха, она закрыла рот руками, как в детстве. Неожиданно в голове всплыли слова матери: «Никогда никому не рассказывай, что происходит в нашей семье! Сор из избы не выносят!» Подавив крик, она мычала в ладонь, не в силах сдержать эту боль, которую хранила в себе столько лет.

Генрих быстро подошел к ней, схватил ее в объятия, встряхнул:

– Кричи! Слышишь, кричи! Выплесни все наружу! Отдай все реке! Кричи! Я приказываю тебе, кричи!

Он повторял это снова и снова.

Голова Елены моталась из стороны в сторону, словно тряпичная. Она мычала, кусая себе губы, боясь потерять последний контроль над эмоциями.

Он ударил ее по щеке:

– Кричи!

Удар был несильный, скорее хлесткий. Но, он вызвал в ней ту самую боль, которая возникала, когда ее бил отец! И она закричала! Скорее даже, завыла! Она билась в руках Генриха, который крепко держал ее. Она колотила по его плечам своими кулаками, захлебываясь от слез, от обиды маленькой девочки! Казалось, все годы ее внутренней боли вышли с этим воем наружу!

Выкричавшись, она, опустошенная, замерла в его руках. Тогда он бережно усадил ее на бревно и тихо сказал:

– Я сейчас.

Вернулся Генрих быстро с бутылкой вина и пластиковым стаканчиком. Налив в него немного вина, он протянул стаканчик Елене:

– Вот, выпей. Тебе нужно успокоиться!

Отшатнувшись, Елена покачала головой:

– Нет, только не это!

– Пей! – приказал Генрих. – От нескольких глотков ты не опьянеешь, а силы вино придаст!

Она выпила. Вино было холодным, легким и чуть терпким. Генрих сходил к машине, принес плед, укутал ее:

– Посиди здесь, отдохни! А я пойду, покурю.

Вино и плед помогли согреться. Елена чувствовала, что тепло разливается по ее телу, согревает изнутри. Вода в реке чуть слышно плескалась у берега. Ветерок прохладно обдувал ее раскрасневшееся лицо.

Елена оглянулась, ища глазами Генриха. Он стоял возле машины, облокотившись на капот, и курил.

– Генрих! – позвала она его.

Он оглянулся, выбросил сигарету и подошел к ней.

– Ну, что, согрелась? – его улыбка была теплой и ласковой.

Она кивнула головой. Ей было стыдно от того, что Генрих присутствовал при ее сцене слабости и видел то, что ему не нужно было видеть. И, в то же время, она испытывала легкость во всем теле, как будто, выкричавшись, освободилась от груза воспоминаний.

Словно понимая, какие чувства она испытывает сейчас, Генрих сказал ей спокойно:

– Не вини себя в том, что произошло сейчас. Тебе нужно было выпустить пар! Иначе тебе было бы тяжелее в тысячу раз! Здесь, в тишине, тебе никто не мешал. И прости, что я тебя ударил! Такого больше не повториться никогда!

Елена кивнула в ответ головой, боясь посмотреть ему в глаза.

Помолчав, он добавил:

– Не нужно стесняться меня, мы все люди. У каждого из нас бывают свои слабости, ошибки и воспоминания. Ты окружила себя стеной идеальности. Со стороны кажется, что твоя жизнь – сказка!