– Эй, солдат, тебе нужно особое приглашение? – окликнул его один из бойцов, которые будут доставлять новобранцев в город. – Приказ сесть в машину был отдан.

– Не надо мне писать, – хотела убрать от себя его руки, но он вцепился мёртвой хваткой и вдыхал запах моих волос.

Виталик увидел, хотел вернуться, но бойцы не дали ему сойти с курса, заставили идти вперёд. Так он и шёл, оборачиваясь на нас в не лучшем настроении.

– А я всё равно буду писать. Не хочешь – не отвечай. У меня есть твой адрес.

Парень в военной форме подошёл и пихнул ружьём в спину Вадима.

– Бунт? Хочешь сесть вместо службы?

– Я уже иду.

– Вот и иди.

Вадим отпустил меня, и я поняла, что только теперь могу дышать. Парень уходил к автобусам, не оборачиваясь, а друзья смотрели на меня во все глаза.

Погрузка солдат была завершена, и машины начали покидать площадь военкомата. Мальчишки махали из окон друзьям и родственникам, каждый пытался увидеть своего солдата ещё хоть на секундочку и активно махали в ответ.

Военный кортеж уехал, и толпа стала разбредаться.

– Пойдём, Алин, – потянул меня за руку Сенька, видя, что я впала в какой то ступор. – Чего тут стоять-то. Холодно.

Да, мороз сегодня особенно злой. Я молча пошла в сторону дома. Сердце в груди скакало беспокойной птицей. Зачем он так сделал, ещё и при всех? Пусть только попробует мне написать! Даже читать не стану – просто сожгу. Виталик мне это припомнит ещё…

25. 25.

Вернулась в квартиру. Разулась, сняла куртку. Походила в полной тишине из комнаты в комнату.

И тут до меня дошло – я одна. Я осталась совсем одна. Целый год одиночества. Триста шестьдесят пять одиноких дней и таких же сиротливых ночей.

Вдруг как-то всё навалилось тяжким грузом. Села на ковёр и, закрыв ладонями лицо, заплакала. Плакала по Виталику, разлуке с ним. Что так нехорошо расстались – он видел объятия Вадима, вовсе не дружеские. Что он скажет, когда позвонит мне? Мы снова поругаемся из-за Вадьки.

Ну почему он никак не угомонится? Неужели трудно понять, что всем от этого только плохо? Ну зачем я ему нужна? Девчонок нет других? И покрасивее рядом ходят. Вон Оля – очень красивая, тонкая, высокая, не то что я – метр с кепкой, шпильки ношу редко, постоянно в простеньких платьях и джинсах. Далась вот я ему!

Как же всё стало казаться непривычным. Будто новым. Всё тот же диван, всё тот же ковёр и компьютер Виталика, а всё равно будто другое. Только моё, одинокое. И это одеяло, которого нам вечно было мало – теперь всё моё! Вспомнила и сквозь слёзы засмеялась. Не одну ночь мы ругались из-за него, но упорно не брали второе – хотели быть одним целым.

Встала и пересела на диван. Провела рукой по пледу. Тут всё напоминает о нём, даже плед. Во всём он. В каждом предмете воспоминания и запах. Простыни, подушки, футболка, которую он небрежно бросил на кресло. Опять. Ругала сколько раз – не оставляй вещи на кресле, ведь для этого есть шкаф! Да всё как об стенку горох. Снова кинул…

Вздохнула и взяла в руки футболку. Собрала аккуратно и положила в шкаф. Не буду стирать. Пусть она хранит его запах. Я буду в ней спать.

И так весь день. На кухне я видела его чашку и снова начинала плакать. В ней недопитый утром кофе. Остыл. Горький. Ненавижу холодный горький кофе, но сижу и пью, потому что это его кофе.

В коридоре его вещи, которые рука не поднималась убрать – ботинки, ключи, телефон. Сняла брелок с его комплекта и прицепила на свой. Какой-то мультяшный персонаж или из игры. Не знаю.

Снова засмеялась. Одна, в тишине квартиры, сидела и смеялась. Наверное, со стороны это даже страшно выглядело. Но кто меня тут увидит? Я ведь одна. Разве что барабашка…