Я остановилась, потому что на этом запись обрывалась. Робко взглянув на лесовичка, я увидела, что он сидит всё в той же позе, как и в начале чтения, только ещё больше насупился. «Если вы так живёте, то где же у вас приткнуться порядочному домовому? Для него и места-то нет», – произнёс он, наконец, неуверенно. «Ой, да что ты! – бросилась я его успокаивать, – Это ж когда было? Очень давно. Теперь всё иначе. У меня, например, своя комната есть, с диванчиком. А хочешь, я тебе её покажу? Пойдём, пойдём со мной в город, я тебе покажу, как мы живём, какие у нас дома красивые, улицы. Пойдём, а?»

«Не знаю, – засомневался лесовичок, – не верю я, что какие-то там кривулицы лучше моего леса могут быть. И чего я у вас в городе не видел?» «Клюквы! – раздался вдруг пронзительный визг откуда-то со стороны болотца, – Хочу клюквы!» «Что это?» – спросила я испуганно. «А, не обращай внимания, это кикимора беснуется. Сейчас я её мигом успокою», – он медленно и аккуратно сполз с пенька, потянулся, поприседал, и, кряхтя и охая, поплёлся к болотцу». «Клюквы! – продолжало доноситься оттуда, – Клюквы!» «Ты чего орёшь, душу изымаешь?» – интеллигентно поинтересовался лесовичок, – У тебя ж в болоте полно клюквы, куда тебе её, солить, что ли?» «Клюквы! – не унималась кикимора, – Клюквы мне подайте! Хочу клюквы… – она остановилась перевести дыхание и вдруг как рявкнет – в сахаре!!!» – и в изнеможении плюхнулась в тину.

Сахар в лесу не рос – это лесовичок знал точно. «Видать, какая-то диковина, – подумал он, а вслух спросил у меня, – А что это такое – сахар?» «Сахар – это такой песок, от которого любой продукт становится слаще», – подумав хорошенько, сформулировала я. «Но зачем? – удивился лесовичок, – В природе всё и так есть – сладкое и горькое, солёное и кислое… Если тебе сладкого захотелось, – обратился он к дрейфовавшей в тине кикиморе, – так надо было малину собирать, а не клюкву. Клюква на то и клюква, чтобы быть кислой».

Вообще-то лесовичок не любил приторности, ему нравилась жизнь с кислинкой, и он удивлялся этим городским глупостям, которые мешали естественному ходу вещей. Но о вкусах не спорят, а лесовичок очень хотел, чтобы всякому лесному жителю было хорошо и вкусно. В конце концов, каждый должен в жизни хоть раз получить то, что ему хочется, если, конечно, это в рамках приличия. Сахар был вполне в этих рамках, и лесовичок, подумав чуток (часа три), встрепенулся: «Ладно, идём в твой город!»

Он имел о городе весьма приблизительное представление, а точнее – удалённое от действительности. Иногда, по очень большим праздникам, он отрывался… от своего пенька, произносил победное: «Ух!» и отправлялся «в город». Городом назывался алёнкин огород (помните Алёнку из сказки про Ивана?) Так вот, её домик стоял как раз на границе леса и безлесья, в общем, на опушке. «О! Город!» – восклицал каждый раз лесовичок, попадая в алёнкино хозяйство.

Настоящий город белел на той стороне реки и никакого отношения к алёнкиному огороду не имел. Предчувствуя, что путешествие на этот раз будет долгим и муторным, лесовичок разволновался и завертелся вокруг своей оси, как пёс, охотящийся за своим хвостом.

Поймите, он не привык отлучаться надолго из родного леса. Чтобы хоть как-нибудь поддержать друга в трудную минуту, японец, упоминавшийся ранее, прислал лесовичку телепатему в стихах, которую мы приводим в сумбурном переводе с японского на лесной:

Всё вышло так, как я хотел,

Согрет ночами славных тел,

Стою, как сакура в цвету,

Я снова полюбил не ту…

Меня сомнения гнетут,

Мне кажется, что я не тут.