Старый друг сидел за рулем, все такой же суровый, подобранный. От него по-прежнему за версту веяло силой и властностью. Хорошей властностью, без загибов. Той, что берет города, но защищает детей и женщин. Правильной властностью настоящего мужчины.

– Ну что? Твою машину мы нашли и вытащили. Повезли на тросе в поселок. Там аккумулятор разрядился, надо бы подзарядить.

Дмитрий кивнул в зеркало заднего вида.

– Познакомился с Аленой? – спросил так, словно у него и других забот-то не было.

– Да. Ребенка ей привезут сегодня вечером. А к мужу приставлена охрана.

Алена вдруг оживилась и спросила:

– А вы не знаете, он искал меня?

Медведев дернулся. Ему дико не нравилось то, что рыжая пыталась оправдать благоверного. Хотя тот явно слабак и трус. Но препятствовать Дмитрий не стал. Не тот случай, чтобы вмешиваться со своим «больным». Не тот случай, чтобы в ботинках на толстой подошве правды топтать хрупкий фарфор чужого домашнего очага.

– Не знаю, – нейтрально ответил Беркут. Однако по лицу старого приятеля Медведев видел, что тот удивлен отношением мужа к Алене не меньше самого Дмитрия. – Но застали мы его на работе. Если он и занимался поисками, то в свободное от офиса время.

Алена немного «потухла». Лицо ее стало почти непроницаемым, но вот глаза… они наполнились невыплаканными слезами…

Дмитрий должен был просто молчать и дать женщине самой успокоиться. Она однозначно этого и хотела. Но терпения у Медведева уже не хватило. А чего удивляться? Он еще не испытывал таких сильных чувств ни к кому в своей жизни. Разве что к родной матери. Ее бы он обнял и утешал. А Алену просто взял за руку, пожал тонкие пальцы и зачем-то сказал:

– Не переживай. Все будет хорошо.

От Беркута ничего не ускользнуло, как, видимо, и отношение Дмитрия к рыжей. Он покачал головой, но ничего не сказал.

– Вы ничего не узнали про Надю? – тихо спросила Алена. – Она почти одинокая, есть только брат. Так что особо искать ее некому…

– Про вторую парашютистку говорят, что она не вернулась на аэродром. Но нашли ли ее бандиты, не знаю, – ответил Беркут почти также, как недавно отвечал на похожий вопрос Медведев. В машине повисла гнетущая тишина и каждый понимал, что «Надьки», как раньше называла ее Алена, скорее всего, уже нет в живых. Но никто не озвучил это предположение. Алены была настолько расстроена и дезориентирована всеми новостями, что только сопела и старательно сдерживала слезы. Медведев весь сосредоточился на ней. Сжимал мягкую прохладную ладошку и гладил пальцы. Она не сопротивлялась и не отнимала руку как прежде. Но Дмитрий прекрасно понимал, что это не шаг навстречу к нему, а просто психологический шок. То самое состояние, когда человек инстинктивно тянется к любому, кто рядом. Будь то парень из МЧС, врач из скорой или вот такой вот непонятный мужик из леса.

В этом состоянии люди часто бросаются на шею незнакомцам, обнимают тех, кто помог… Не думая, что они чужаки. Просто душа требует подобного…

Беркут же всегда предпочитал мыслить категориями фактов, и крайне редко высказывал предположения. Тем более, когда речь шла о человеческой жизни.

Какое-то время ватная, неестественная тишина тонким писком звенела в ушах Медведева. А потом резанула – буквально разорвала, когда Алена все же мягко высвободила руку. Дмитрий спрятал свою ладонь в карман и словно продолжал чувствовать тонкие, изящные пальцы, которые только что гладил…

Ну вот зачем ему все это? Совершенно не нужно. Но никуда не деться. Медведев увяз в этой женщине с головой. В ее проблемах и в ней самой. И ничего он не мог изменить. Даже если бы очень захотел этого.