В моем приглашении ничего подобного нет. Внизу лишь одинокое «Ждем» и дата. Только сомневаться в словах Алексея не приходится.

– Тогда… на все про все у нас неделя.

Ничего нового, именно таким был изначальный план. И все же тревога липкой лентой окутывает тело.

Я не собиралась отсиживаться в стороне или прятаться, но выступать перед Климом и его дядей…

– А знаете, я с ним согласен, – вдруг продолжает Алексей. – Уж кто-кто, а вы точно произведете фурор!

Неделя до презентации пролетает как один день. Чтобы не думать о предстоящей встрече, я умышленно заваливаю себя делами, а по вечерам играю с Никой в развивающие игры и читаю ей новые сказки.

Наверное, это не самая лучшая стратегия, однако результат мне нравится. К презентации я настолько вымотана, что уже не важно, кого встречу и что услышу.

Как можно было догадаться, в день икс Герман приезжает к нам с самого утра. Вместо костюма на нем удобные брюки и джемпер. Стиль совсем не деловой, но все такое отутюженное и качественное, что хоть сейчас на прием к королеве.

– Я помню, что тебе не понравилась новая няня, поэтому сам посижу с Вероникой, – заявляет Герман с порога.

Причина, конечно, липовая. У меня нет претензий к няне, она не лучше и не хуже прежних. Скорее, один ревнивый мужчина решил быть поближе – если не ко мне, то хотя бы к моей дочери.

– В этом нет необходимости. Няня справится. А в парке за ними присмотрит Катя, она мне обещала.

– Эта малолетка? Что она может понять?

– Ей двадцать. К тому же Катя с шестнадцати лет живет одна и научилась быть самостоятельной.

Она об этом не рассказывала. Катя вообще не любит говорить о себе, но ее детсадовская начальница с удовольствием поделилась со мной информацией об их уборщице. Ее было буквально не заткнуть! Фонтан красноречия, а не женщина.

– Тебя не будет до позднего вечера. – Взгляд Германа темнеет. – Может, и дольше. Вероника начнет скучать. Лучше рядом буду я, чем кто-то чужой.

Демонстрируя, что не собирается слушать никакие отговорки, этот упрямец снимает ботинки и идет ванную.

– Спасибо. – Я опираюсь плечом о дверной косяк и наблюдаю, как он моет руки.

Когда-то Герман казался самым аристократичным мужчиной на свете. Высокий, худощавый, с правильными чертами лица, узловатыми пальцами и идеальными манерами. Я безумно злилась на его жену и очень долго не могла перебороть привычку обращаться к нему на «вы».

За годы нашей дружбы мое мнение о Германе почти не изменилось. Из фиктивного любовника он превратился в самого близкого человека, стал роднее отца и брата. Единственное, о чем я жалею, – что не могу ответить ему взаимностью.

– Обед и ужин я приготовила, – киваю в сторону кухни. – Хватит и тебе, и Нике. Нужно лишь разогреть.

– Не первый раз.

– Только умоляю, никаких десертов из ресторанов!

Герман не может баловать меня, поэтому реализует свою потребность в ухаживании на Нике. Это, конечно, большое везение, но к двум годам дочка уже перепробовала столько кулинарных шедевров, что скоро придется бросать работу и идти учиться на кондитера.

– Брокколи, значит брокколи, – со вздохом, будто обреченный на пытки, соглашается Герман.

– И индейка. В сливочном соусе, как ты любишь, – улыбаюсь.

Обсуждать детское меню перед важной презентацией – так себе развлечение. Однако все эти разговоры здорово помогают справиться с тревогой.

– Хочу, чтобы ты помнила… – Помыв руки, Герман вытирает их полотенцем и берет меня за плечи. – Мое предложение все еще в силе.

– Прошу, давай не будем…

– Скажи «да», и я сделаю так, что никто не сможет разрушить нашу семью.

Он будто не слышит меня. Горячими ладонями ведет по рукам, наклоняется к губам. И целует. Без напора, без надежды на отклик. Невесомо, как икону.