— Ну же, кто-нибудь, пожалуйста, — шепчу обветренными губами и вытираю грязными ладонями влагу на щеках, наверняка оставляя на лице бурые разводы крови.

Внезапно на горизонте появляется автомобиль. Я ускоряю шаг, иду навстречу, машу рукой, а потом замираю. Сердцебиение ускоряется, когда я понимаю, что это за машина. Первая мысль — бежать, но по обе стороны дороги лишь поля. Укрыться негде. Я разрываюсь между тем, чтобы броситься на машину, и тем, чтобы как можно быстрее скрыться. Раствориться. Потому что это мой единственный шанс связаться с родными, рассказать о случившемся. Вернуть своего ребенка.

Что, если Марат решил убить меня? Или же закрыть где-нибудь, чтобы я не могла помешать его планам? Нет, все же нужно убежать. Это единственный шанс выдрать из лап монстра свою дочь.

Я срываюсь с места и бегу, не разбирая дороги. Спотыкаюсь о крупные груды земли, вздрагиваю, когда слышу позади скрип тормозов. Оглядываюсь, задыхаюсь и бегу еще быстрее.

— Нет, нет, нет, — хриплю, когда замечаю позади себя мужчину.

Из-за того, что сапоги хоть и на невысоком, но все же каблуке, в сравнении с Маратом я двигаюсь очень медленно. Он настигает меня за считаные минуты. Я кричу от разочарования и безысходности, а когда его рука хватает меня за ворот пальто, спотыкаюсь и падаю на землю.

Марат наваливается сзади. Вес его тела не дает мне подняться. Я брыкаюсь, бью его ногой, но он крепко фиксирует меня. Теперь я лежу спиной на холодной земле, а мужчина — на мне. Смотрим друг в другу в глаза, молча буравим взглядами, лишь громкое дыхание нарушает застывшую тишину вокруг.

Тепло его тела согревает, омут глаз затягивает. Он слишком привлекателен для такого неприятного типа. Сердце в груди колотится быстро-быстро. 

— И что дальше? Убьешь меня? Кажется, здесь идеальное место, чтобы спрятать тело, до весны точно никто не найдет, — жалобно произношу я, уже почти смирившись со своей участью.

— У меня есть предложение, — так же тихо и хрипло произносит он.

Горячее дыхание касается моей щеки, а взгляд исследует лицо. Его пальцы все еще с силой сжимают кисти моих рук. До боли. До синяков. Я дергаюсь, но безрезультатно.

— Тихо, крошка, тихо, такую красоту жаль портить, так что не рыпайся.

Он наклоняется еще ближе. Его нос утыкается в мою шею, и он вдыхает мой запах.

— Ты можешь и дальше быть с дочерью, но на моих условиях.

— Каких? — спрашиваю я, не веря, что останусь в живых.

— Это мы обсудим, когда доберемся до дома. Так что? Будешь хорошей девочкой и без выкрутасов вернешься к тачке?

Марат смотрит выжидающе, я же лишь задыхаюсь в ответ и не могу произнести ни слова. Потом все же выдавливаю:

— А второй вариант?

— Остаться в одиночку посреди пустой трассы. Доберешься до дома к вечеру на попутке, но дочь уже вряд ли увидишь. 

8. Глава 8

Марат

Черные глаза укоризненно смотрят на меня. Я чувствую себя хреново оттого, что довел Кристину до такого состояния, но эта упертая баба не сделала бы так, как мне нужно, а времени играть больше нет.

Во взгляде Аникиной пылает ужас, она задыхается, хрипит подо мной. Царапается. Я бы предпочел, чтобы она смотрела на меня иначе. С желанием. Прошлась острыми ноготками по моей оголенной спине, оставляя отметины, задыхалась в экстазе на чистых белых простынях. Чтобы кричала от удовольствия. Обычно так и делают девушки, которые оказываются подо мной, но не эта. Эта вообще не похожа ни на одну из них.

Я долго следил за Кристиной и ее семьей. Долго подбирался ближе, пытался понять, как лучше действовать, думал медленно подвести к тому, что она сама отдаст мне девочку, но она вцепилась в нее, как в любимую игрушку, не желая отдавать. Или и в самом деле так любит? Мне сложно представить, что можно полюбить чужого ребенка, хотя у женщин-то все по-другому.