Левая мысль немного отвлекла, но спустя несколько секунд меня снова вывернуло. Тело охватила мелкая дрожь и оно покрылось липким потом.

Чтобы не упасть, спиной прижалась к внутренней переборке кабинки. Дышала урывками, до сих пор ощущая во рту горечь. 

Пока приходила в себя, наплевав на правила и такт, ко мне заглянул Кир. Дверца жалобно скрипнула, друг зашёл без лишних слов. Молча сел рядом. Протянул бутылку воды и пачку влажных салфеток. 

- Спасибо, - просипела, сражаясь со слезами.

Кир с таким видом сидел на полу, напротив, будто в этом не было ничего странного. Спиной подпирал белую перегородку между кабинками и даже непринуждённо вытянул ноги. 

Глядел пронзительно, с полуулыбкой, словно и правда всё хорошо. Будто мы собрались в кругу друзей поиграть в идиотские настольные игры, которые обожал Рус или чтобы поесть пиццу и посмотреть глупый фильм. 

Но Кирилл молча смотрел. Не укоряюще, скорее понимающе и сочувствуя моей боли. А у Кира мягкие, медовые глаза, тёмно рыжие волосы почти, как у меня, и красивое лицо парня, про которого ты заранее знаешь: “Человек с хорошими манерами”. 

О да, его пассии частенько так о нём отзывались, сидя на моей кухне и считая, что теперь будем дружить “парами”. 

Правда глупые не знали, что менялись они чаще, чем я покупала новую пачку сахара. Кир - бабник, каких поискать. Сущий дьявол.

Мне стало ещё тоскливее от воспоминания о том, как мы с Русланом устраивали порой Киру головомойки. На крыше или на кухне, сидя с кофе или пивом, учили бедолагу жизни. 

Грудь скрутило болью, и я, сама не зная, как это всегда выходило, когда мне требовалось выплакаться, оказалась в объятиях Кира. Головой уткнулась в его грудь, сотрясаясь в отчаянном рыдании и благодаря, что друг всегда со мной, особенно, когда я так в нём нуждалась.

 - Он никогда… Он никогда… - моё бормотание было, наверное, неразборчивым, но Кир тихо отозвался: 

- Да, да, - будто понимал о чём я. 

- Мы так ему и не признались… 

- Да, да… - продолжал кивать Кир, пребывая в своих мыслях, и я поняла, что он окостенел, сжимая меня в объятии.

- Кирюш? - надломился мой голос.

- Что, Кирюш? - в шутку хохотнул он, как делал сотни раз. Красивое лицо застыло, даже глаза уставились в пространство, как неживые. 

 - Тебе же тоже б-больно, - я принялась вытирать слёзы, словно если их на лице не будет - всё мигом пройдёт. 

 - Больно, Кирюш, - опять кивнул Кир, сжал моё плечо ближе к основанию шеи и опустил глаза на мои подрагивающие, мокрые пальцы. - Ты ведь не успокоишься? Так любишь, что не готова отпустить?

- Д-да, - опять всхлипнула, радуясь, что у меня самый понимающий друг на свете. Я даже могла не говорить - он знал. Я могла не просить - он бы сделал. Кир был тем, кому я доверяла даже больше чем себе. Ему верила, как никому...

- Хочешь его вернуть? - тон Кира был скорее утверждающим, чем вопрошающим, да и отвечать мне не было нужды. Именно за тем, чтобы ВЕРНУТЬ мужа я и высидела для глаз сделанный “педсовет” у Инессы. Именно затем снова и снова мусолила каждое воспоминание о нём, будто надеялась, что Руся оживёт, выползет ко мне из непроглядной бурлящей тьмы и скажет: “Ну если ты так скучаешь и тебе так плохо… То вот он я!”

- Кир? Ты знаешь что-то? - ткнула его в плечо, как бы проверяя живой ли рядом человек. Потом в шею, щёку, скулу. 

Кир отмахнулся от моего пальца как от мухи, а потом сжал всю кисть и приложил к своей груди. Я смотрела на наши руки и начала задыхаться. 

Рус больше меня не коснётся! Не возьмёт за руку…

Больно-то как. 

Когда я позорно всхлипнула, обуреваемая новой волной воспоминаний и неутешительных мыслей, Кир обронил: