Да я уже готов был повалить ее и загнать ствол до самых яиц, а она... робкая стопроцентная девственница. И я в сотый раз мысленно чертыхнулся, что пришел к ней.

А потом, глядя на то, как Света, борясь с собой, расстегивает мои брюки, сам себя почувствовал девственником.

Я. СЕБЯ. ДЕВСТВЕННИКОМ!

Потому что очень сильно не хотел навредить ей, не хотел причинить этой девочке боль.

— Нет, не так. Иди ко мне на кровать.

Света послушно поднялась с пола, сделала короткий вдох и молча легла рядом.

Я снял с себя кобуру с пистолетом, встал с постели и положил оружие на подоконник. Стоял и смотрел на девичье восхитительное тело, не понимая, что именно, кроме дикого стояка, я сейчас испытываю. Но что-то определенно было.

Сначала я стянул с нее туфли, потом крохотные капроновые носочки. Я погладил ее пальчики и двинулся к розовым пяточкам.

— Щекотно, — фыркнула малышка и немного расслабилась.

«Так-то лучше, — подумал я про себя, но тут же добавил. — Глеб, кажется, ты теряешь хватку».

Я прекрасно понимал, что я не возбуждаю ее одним лишь своим присутствием, а переходить в наступление так сразу я не решался. Да она же, наверняка, сухая как пустыня Сахара. И если я вот так к ней полезу, сделаю еще хуже.

— Я хочу, чтобы ты себя поласкала. Покажи, как ты делаешь себе приятно.

Ее глаза расширились от удивления, щеки сразу же покраснели.

— То есть? — малышка присела, подтянув к себе ножки.

«Какая охрененная грудь, какой плоский животик...»

Я видел под кружевным бельем маленький светлый треугольник из коротеньких волосочков.

— Ты девственница, но ты же мастурбируешь.

— Ам-м-м... Но мы же так не договаривались, — в ее тоне сплелись стеснение и возмущение. Какая он все-таки милая!

— А ты думала, взрослые дяди в постели только членом тыкают? У нас тоже есть свои фетиши и желания. Поласкай себя.

Еще никогда я не видел такого искреннего смущения. У девочки от волнения губы вмиг пересохли.

Я скрипнул зубами, когда малышка осторожно отодвинула край трусиков и запустила в них руку.

— Я не могу. Мне стыдно, — она зажмурилась. — Просто возьми меня… сделай, что должен и давай с этим закончим.

«Как бы мне выдержать и не сорваться!»

Я очутился рядом в долю секунды, повалил Свету на спину, стянул кружево, раздвинул бедра и навис над ней.

Ее ресницы «хлопнули», на мгновение скрыв от меня большие красивые глаза. Я взял ее руку в свою и потянул вниз.

— Покажи, как ты это делаешь...

Ее приоткрытый рот будто ждал только меня. Я накрыл его губами и страстно поцеловал, чувствуя, как смущение малышки понемногу отступает прочь, а пальчики под моей рукой начинают оживать.

— Да, так...

Света более раскованно двигала рукой, целовала меня в ответ и иногда открывала глаза. Я подмечал каждую перемену в них, видел, как мутнеет ее взгляд.

Я сжимал ее грудь и рычал. Мои пальцы, не церемонясь и не нежничая, теребили ее твердый сосок. И когда с ее губ сорвался стон, я понял — вот тот момент, которого я ждал. Пора.

Я отстранился, чтобы расстегнуть рубашку и избавиться от брюк, но не мог отвести от нее взор. Света ласкала себя пальчиками, ерзала попой по покрывалу и сильно сжимала свою грудь. Малышка была очень сильно возбуждена, и это должно было по максимуму притупить ее боль.

Из забытья ее выдернул мой телефон. Посмотрев на него, она затуманенным голосом произнесла:

— Семь-один.

Плохое предчувствие моментом отрезвило меня. Я замер, так и не расстегнув пуговицы до конца. Меня прошиб холодный пот.

Семь — номер здания, корпус — один. В клинике по этому адресу уже не один месяц лежал в коме мой друг. И только система жизнеобеспечения поддерживала в нем жизнь.