– Простите, но это мой ребенок! Почему он у вас? Где мой муж?

– Деточка, – едва сдерживая слезы, попыталась ответить ей незнакомка, – деточка…

Она осеклась, потому что поняла, что изуродованный труп, лежащий там, где случилось несчастье, и был, наверное, мужем этой прелестной девушки.

– Что вы хотели сказать? – не дождавшись ответа на свои вопросы, в нетерпении спросила Юля.

Женщина молчала.

«Сумасшедшая какая-то». – подумала Юля, посадила ребенка в коляску и пошла по направлению к парку. Какой смысл общаться с незнакомкой, если сейчас Нику все ей объяснит. Никаких предчувствий, никаких волнений, кроме легкого недоумения по поводу этой сумасшедшей, она не испытывала. Конечно, странно, что муж доверил ребенка случайному человеку, но, видимо, у Нику был свой резон.

В парке Юля приткнула коляску к скамье, где они обычно располагались своим маленьким семейством. Нику на месте не было. Значит, скоро придет. Она поставила малыша на ножки, и он радостно пошел самостоятельно гулять вдоль длинной скамьи, придерживаясь за нее ручками. Прошло минут десять. Нику не возвращался. Юля пожалела, что ушла, не дождавшись объяснений странной женщины.

К ним подсела немолодая пара и, как это порой бывает, когда люди возбуждены, продолжая начатый ранее разговор, они вновь и вновь пересказывали друг другу подробности события, которому оба были свидетелями.

Юля не могла не слышать их взволнованной беседы, но даже когда начала понимать, что произошло, какие-то таинственные, неизведанные защитные силы ее хрупкого существа словно отгородили ее от чудовищной действительности, отторгая от нее информацию, которая безжалостно разрушала молодую жизнь, любовь, счастье.

Тем временем в парке народу все прибывало и прибывало. По всей вероятности, насмотревшись ужасов, люди хотели отвлечься, обрести спокойствие в окружении бесстрастной природы. Но, увы, разговоры звучали все на ту же тему – такова природа человека, любящего с удовольствием посудачить о чужой судьбе, подсознательно полагая себя неуязвимым.

Казалось, обрывки фраз, восклицаний, сожалений, сливаясь в одну аморфную, бесформенную массу, окутали Юлю со всех сторон и сейчас раздавят ее вместе с ребенком. Она вдруг отчетливо поняла, что ждать Нику бесполезно и надо скорее возвращаться домой.

Юля посадила маленького Нику в коляску и поспешно, почти бегом, направилась к выходу из парка, но не к тому, через который вошла, а к дальнему, от которого чуть дольше было идти к дому…

Пройдет еще не один день, пока она вернется из своего беспамятства, чтобы полной чашей испить непостижимое, непереносимое горе утраты. Только заботы Ольги, тоже едва справляющейся с навалившейся на семью бедой, и тревога и ответственность за малыша удержали ее от самоубийства. Нет, она не считала самоубийство проявлением слабости или отчаяния, просто полагала, что если допустима эвтаназия, когда у больного нет никакой надежды и все кончено, то почему нельзя принять подобное решение, если жизнь уже закончилась и остается лишь бессмысленное продолжение физического существования. Но этими мыслями она не делилась с матерью. Только любовь к ней и к маленькому Нику, ЕГО сыну, остановили ее на грани принятия рокового решения.

Алексей решил ехать в Бутово как можно раньше, чтобы застать дома Юлю, – мало ли по каким делам она могла убежать прямо с утра, ведь не на экскурсию она отправилась из своей молдавской глубинки в Москву.

Он подъехал к дому на улице с необычным названием Знаменские Садки ровно в семь утра. Войти в парадное не смог – не знал нужных цифр кодового замка – и стал ждать, когда появится кто-нибудь из жильцов. Рассчитывать следовало скорее на выходящих из дома, нежели на входящих, ибо кто же в такую рань ходит с визитами? Разве только я, подумал Алексей и тут же решил, что у него особые обстоятельства.