В так называемой «Ромашке» – блоке, где облучали (сразу вспомнилось «Девять дней одного года») – мужчина с круглым животиком, ощупывал на шее лимфоузлы. «Вы профессиональная спортсменка?» – «Нет, просто бегаю по утрам». – «На вашем теле трудно что-то понять. Я в молодости тоже много спортом занимался». Наконец разметили: взяли и прямо на теле нарисовали несколько крестов, чтоб не задеть при облучении лишнего.

– Приезжайте завтра, к девяти, будет первый сеанс, – Андрей уже договорился, чтоб ее приняли сразу, чтоб не сидела в многочасовых очередях. Нюша успела рассмотреть, из кого состоят эти очереди. Стыдно. Но и быть там, среди этого, не могла.

Приехали домой. Андрей грустный, нереально заботливый. За руку держит. Скоро операция. Неизвестно, сколько будет без движения. Как влезть в джинсы, да еще и лысая. Знала, чтоб быть в форме, ей необходимо шесть-восемь часов в неделю убивать на спорт. Желательно, чтоб было четыре силовых тренировки, а остальное – что угодно: бег, степ, танцы. «Ну вот, буду с галифе, крыльями по бокам, нависающими над лифчиком. Надо бежать. Хотя бы шесть часов на этой неделе – успею. А там придумаю. Нужно только очень красиво одеться». Достала велосипедки, любимую майку лилового цвета (признак, что еще с детскими иллюзиями не рассталась?) – разметка видна. Придется надевать другую.

Шесть минут по загазованной зоне, параллельно с машинами – и в лесу. Узбеки, ремонтирующие кровлю на конном дворе, прокомментировали ее задницу. Значит, все нормально, ничего еще не поменялось. Вспомнила, как мама водила ее и брата в этот парк. Почему-то всплывали в основном зимние прогулки. Мама рассказывала про коней с Аничкова моста в Питере. А у нас в Кузьминках – авторское повторение. Здорово! Всегда, пробегая мимо этих коней, она вспоминала маму и детство, то, как пыталась вскарабкаться на правого коня. Боже! Мама еще ничего не знает! Как сказать? Надо сказать после операции: уже все будет хорошо, останется только химия.

В среду опять поехали к Сергею Михайловичу окончательно обо всем договариваться.

– Вы молодая красивая женщина и смеетесь замечательно. Вырежут много. Я рекомендую, не откладывая, сразу сделать пластику, иначе вам будет очень дискомфортно.

Стал рисовать на листе А4, показывать, где разрежут, где мышцу высекут.

То есть у нее в одном месте мышцу возьмут, к другому, там, где вырежут, приставят. Просто конструктор какой-то, а не женщина. Разве это реально?

Сергей Михайлович: «Не волнуйтесь, мышца потом нарастет».

Андрей: «Сколько это стоит?»

Она: «Я и так проживу, зачем? Я ведь не собираюсь вокруг шеста танцевать. Такие деньги! Машина!»

Андрей: «Надо делать».

Сергей Михайлович повел к пластическому хирургу, который должен был своим искусством ликвидировать, по возможности, вмешательство хирурга-онколога. Кабинет был на этом же этаже. Тот оказался живым Ноздревым, разве что щенков не предлагал, лапами в лицо не тыкал. Но темперамент, количество шумовых эффектов – точно как у Гоголя. Роскошный кабинет, на стенах красоты – подарки благодарных клиенток, на журнальном столе множество дорогих альбомов с идеальными женскими телами.

– А давайте, я вам сразу и веки подрежу. Видите, уже начинают опускаться!

– Ой, Николай Алексеевич, когда у меня останется только проблема с веками, я сразу к вам приду. Обещаю!

Стали обсуждать, как резать будут. На ней было крайне удобное для таких случаев платье: кокетка кнопочками соединялась с основной частью, которая представляла собой жатую джинсовую ткань. Наряд позволял легко оголять любую часть автономно от остального, платье абсолютно не мялось, в общем, незаменимо при частом общении с медициной. И красивое, вечное, как любая дорогая вещь. Но сегодня даже платье не спасло. Заставили полностью раздеться. И начали рисовать черным фломастером на ее теле, определять линии разрезов. Просили не смывать. Обсуждали, откуда мышцу брать будут, где лоскут кожи возьмут.