Рыжая хоть и засмотрелась на жатву его кровавую, но и опомнилась враз. Заползла под ближнюю телегу, а уж оттуда смотрела, как отбили деда и докромсали татей. Немного погодя, когда ратники бросились догонять сбежавших лихих людишек, Ариша вылезла из укрытия и побежала:
– Дедуля!
– Аринка, цела? – дед обнял девчонку, прижал к себе. – Думал конец нам всем. Ты почто, глупая, выскочила? Мой век уж считан, а ты бы осталась бесчестной. Вдругоряд не смей!
– Деда, голубчик, как они тебя… – Аринка смотрела на него – грязного, окровавленного – и слёз сдержать не смогла.
– Ну, будет, будет. Все уж прошло. А и грязная ты, внуч, как тот хряк Мамевский. – И правда: лицо в грязи, коса как глиняная сосулька, а зипун старый – продран и угваздан.
Пока улеглась суматоха, пока обозники ставили телеги и собирали рухлядь свою и скарб, укладывали мертвых, да раненых, дед с внучкой уселись в свою подводу и ждали указа ратников отправляться. Уж известно стало, что малый отряд послан воеводой Медведевым на встречу друга. Михаил Афанасьевич пытался было заговорить с тем страшным черным, но тот лишь кивнул в ответ на дедову благодарность и слова не обронил. Только повел чернючими глазами из-под шлема по грязной Аринке и надолго не задержал взгляда.
На подворье воеводском оказались спустя часа четыре, и встречены были хозяином и хозяйкой радушно, хлопотливо.
– Мишка, чёрт книжный, досталось тебе? А Аринка-то где? – Пока друзья обнимались, девушка выглядывала из-за плеча деда. – Эта чтоль?
– Она, – дед выпихнул Аришу вперед.
Приземистый, крепкий старик воевода-боярин, внимательно оглядел девушку:
– Ну, здравствуй, Арина…как тебя по-батюшке?
Аринка слегка удивилась тому, что дед скривился, но ответила:
– Игнатовна.
– Во-во… Игнатовна. Вот увидь я тебя на улице, подумал бы, что ты кувшин глиняный на ножках.
Аринка, хоть и напугана была давешней стычкой, но все одно, поняла – воевода веселый и добрый:
– Благодарствуй, боярин Фрол Кузьмич, за подмогу. Без твоих ратников быть бы мне кувшином без ножек, – подумала и добавила, – и без ручек.
Воевода ухмыльнулся, подкрутил сивый ус:
– Ништо. Отмоем, покормим, глядишь и девкой станешь наново, – он обернулся в жене своей пухлой. – Анна Павловна, принимай гостью, да смотри, чтоб баню крепче топили. Тут работы на полдня.
– Полно, батюшка. Вот неймется тебе, – улыбалась женщина. – Пойдем, Ариша, я тебя расположу.
Попала Арина в богатые боярские хоромины и подивилась – просторные, светлые. Не в пример тем, в которых жил в городище князь Владислав. Долго ей крутить головой-то не дали: пришли две чернавки и под оханья боярыни Анны, отвели ее в баньку. А потом уж, разомлевшую и чистую, обрядили в свежую рубаху и запону. Вечерять Арина не стала – сомлела на лавке в гриднице.
Металась Ариша всю ночь во сне под теплыми шкурами. Все будто отбивалась от бородатого, грязного татя, и всякий раз лилась на нее теплая его кровь, катилась по траве отрубленная голова со страшно выпученными глазами.
Чернавка, что ночевала на полу в гриднице все шебуршалась, предлагала Аришке то воды, то взвару. Рыжая отказывалась и снова засыпала, и снова кричала во сне, металась страшно.
От автора:
Запона – девичья холщевая одежда из прямоугольного отреза ткани, сложенного пополам и имевшего на сгибе отверстие для головы. Надевалась поверх рубахи.
Шушпан – холщовый кафтан, с красною оторочкой, обшивкою, иногда вышитый гарусом.
Большуха – старшая женщина в доме, хозяйка. В данном случае – жена хозяина.
Тать – вор, похититель, мошенник, грабитель.
Глава 2
– Мишка, а и постарел ты. Вон уж глаз под морщинами не видать. Сивый весь стал, аки наш поп местный, – Фрол Кузьмич потчевал друга старого пивом после баньки. – Сколь же ты по свету шастал, чёрт ученый? И ведь сберёг Аришку-то.