– Тамара Львовна, вы здесь?

– Я слушаю вас, Гордей, – ответила она, будто стояла за спиной.

Я инстинктивно обернулся.

– Мне уже можно войти?

– Ещё нет. Видите, в нижнем углу вашего зрения идёт обратный отсчёт?

– Ага, вижу. – Мне пришлось взять себя рукой за подбородок, чтобы голова не двигалась вслед за глазами.

– Как только он остановится, вы услышите приглашение, и дверь откроется.

– Спаси…

Я не успел договорить, меня перебил возникший в голове мужской голос.

– Доброе утро, Гордей. Рады вас видеть. Проходите и следуйте за красным маркером.

– Слушаюсь и повинуюсь, – ответил я.

Маркер повёл меня тесными, ярко освещёнными коридорами, и остановился у одной из одинаковых дверей. Она открылась в тот же момент, когда я замер у неё. Меня ждал пожилой мужчина, похожий на актёра после процедуры омолаживания. Стройный, подтянутый, как из рекламы спортивного питания. Его социальный рейтинг превышал три тысячи баллов. Его звали Джонто.

– Ещё раз доброе утро, Гордей. Рад вас видеть. Читал историю вашего появления на станции. Впечатлён и потрясён одновременно. Зачитывался, словно романом. Землянин и девушка из космоса. Они сошлись, волна и камень, стихи и проза, лёд и пламень. Потрясающая история, достойная драматической постановки.

– Спасибо. Вижу, стихи Пушкина и тут ценят.

– Разумеется. Замечательный поэт, жаль, как кандидат, не подходил под требования.

– Он бы тут умер от тоски и застрелился бы сам.

– О, это вряд ли. У нас здесь лучшая медицина и нет никакого оружия. А мысли о самоубийстве мгновенно блокируются нейроинтерфейсом.

– Охотно верю. С чего начнём?

– Так, становитесь сюда, – Джонто указал мне на серый круг, вмонтированный в пол. – Вас немного потрясёт. Это мультиспектральная вибрация, которая поможет определить состояние вашего организма.

Я молча встал в круг.

– Закройте глаза и расслабьтесь.

Я сделал, как меня просили. Закрыл глаза и через секунду почувствовал дрожь во всём теле. Неприятную, как при лихорадке. Впрочем, она была недолгой.

– Готово, выходите, – скомандовал доктор.

– Что там со мной? – поинтересовался я. – Жить буду?

Джонто посчитал мой вопрос смешной шуткой.

– Будете, но недолго, лет пятьдесят-шестьдесят, не больше.

– По земным меркам это нормально.

– Никто в этом не сомневается.

– А вам, доктор, сколько лет? – спросил я.

– Сто шесть, – ответил доктор.

– Сколько? – Мне показалось, я ослышался.

– Сто шесть, – повторил доктор. – Это не так уж и много. Мой отец совсем немного не дожил до двухсот. Последний раз он совокуплялся в сто восемьдесят два года.

– Прекрасный результат. На фоне моих перспектив прямо фантастический.

– Перспективы есть и у вас, но для этого необходимо произвести некоторые процедуры с вашей физиологией. Вы слишком экстенсивно используете свои ресурсы.

– А что для этого нужно? Письменное согласие родственников?

Джонто снова начал смеяться. Вообще, жители станции показались мне склонными смеяться по любому поводу.

– Родственников вам придётся вначале сделать. Нет, достаточно сказать «да».

– А это долго?

– Два часа.

– Да.

– Да – в смысле согласны?

– Согласен. У меня есть время до обеда, а потом я собирался помочь своей космической подруге. Взял её на перевоспитание, хочу вырастить достойного жителя станции с базовым рейтингом социальных баллов.

– Это будет сложно. Она из тех, кто делает на одно хорошее дело два плохих. Регрессирующий тип личности, лишённый права воспроизводства потомства.

– Как лишённый? Навсегда? – Меня словно окунули в ледяную воду.

– Теоретически нет, но по своей практике знаю, что исправлению такие люди обычно не поддаются. И живут они несравнимо меньше остальных.