«Так. А тебе какое дело?»

– Ты из какой деревни? Давай отвезу. Я на мотоцикле.

– Ой, здорово! Я пешком шла. И даже не очень хорошо себе представляю, где я сейчас. Я из Ремезово. Обычно я на велосипеде езжу, – зачем-то добавила она.

– Ого! – Илья покачал головой. – Вот это ты прогулялась. До Ремезово километров пятнадцать.

– Ну, я вышла на рассвете…

– Любишь гулять?

– Любила, – нарочито хмуро сказала Аня, смешно сморщив нос. – До сегодняшнего дня.

– И дальше люби. – Илья усмехнулся. – И гуляй. Полезно. Только не по болотам.

– Слушаюсь, командир!

– Ты тут постоянно живёшь или на каникулы приехала?

– К тёте в гости. Я из Владимира.

– Понятно…

Разговор не клеился. Аня, похоже, наконец начала в полной мере осознавать случившееся. Она обхватила себя руками и сгорбилась, как будто ей было холодно. А может, ей и правда было холодно – майка на ней была мокрой, а на дороге гулял свежий ветерок.

Илья, подумав, снял фланелевую клетчатую рубаху и накинул ей на плечи.

– По-моему, ты мёрзнешь.

– Ага… Спасибо. – Аня стиснула полы рубашки на груди, благодарно глянула на Илью. Тот порадовался, что с утра было прохладно, и он надел под рубашку ещё и майку.

– А вот и мотоцикл, – шагнув в придорожные кусты, Илья поднял припрятанную в теньке машину. Снял нацепленный на руль шлем, протянул девушке. – Надевай. Шлем у меня только один, придётся нарушить правила. Ну, поедем осторожненько.

Не доезжая метров трёхсот до околицы села Ремезово, Илья остановился на обочине, не глуша двигатель. Аня торопливо сползла с сиденья, стянула шлем:

– Спасибо ещё раз.

Глаза её подозрительно заблестели.

– Смотри, не подводи меня, в болото больше не лезь. – Илья улыбнулся. – Не для того я тебя спасал. Ну давай, пока. Удачи. – Рывком надев шлем, он качнул головой – «От винта!», плавно тронулся – и вдруг, резко газанув, развернулся с небольшим срывом заднего колеса и понёсся прочь, пыля по грунтовке. И только на полдороге между деревнями вспомнил, что любимая фланелевая рубашка так и осталась у Ани…

«Да и чёрт с ней».

Даже мысли не возникло тут же вернуться и потребовать свою рубашку назад.

Симптом, однако…

Привычно трясясь по просёлку, Илья планировал дальнейший маршрут: на почту в Перово, потом второй круг по своей территории, обед, полчасика отдохнуть – и в Варакинский. Хорошо, дождя вроде бы не предвидится. А вот что-то зябко…

И не сразу сообразил, что это не на улице похолодало, а его самого морозит и чуть потряхивает.

Сдавило грудь, сердце заколотилось часто и глухо. Замутило, в уши будто бы вложили какие-то пищащие приборчики и плотно законопатили поверх ватой. Плохо дело…

Илья остановился на обочине и заглушил двигатель. Сорвал с головы шлем, который вдруг стал казаться ужасно тесным и тяжёлым. Уронил мотоцикл в траву. И бросился на подгибающихся ногах прочь от дороги, глубже в лес.

Перед глазами всё плыло и качалось. Илья несколько раз спотыкался о кочки и коряги, вероломно прячущиеся в кудрявых зарослях папоротника, и только чудом не растянулся или не выколол глаза о сучки. Как далеко отбежать? Шагов на триста надо бы, не меньше. Но пробежит ли он столько, не свалится? И тогда…

Задыхаясь, Илья опустился – а точнее, рухнул – на колени перед старой берёзой. Обхватил ствол, прижался щекой к гладкой коре.

«Помоги…»

Прохладная гладкость бересты под щекой и ладонями успокаивала, будто возвращая к реальности из затянувшегося дурного сна.

«Деревья кронами выше нас, а корнями – ниже нас, – говорил Петров курсантам. – По большому счёту им всё равно, что творится с людьми на их территории. Лес нам не враг, но и не друг. Он – так, наблюдатель. Не слишком заинтересованный. Но если дела ваши плохи, не стесняйтесь попросить у дерева помощи. Особенно у старого, много повидавшего. Вы будете смеяться, ребятки, но меня в бытность мою патрульным деревья пару раз натурально спасали. Особенно когда вытаскиваешь кого-то и много сил тратишь. Не забудьте об этом, особенно если словите интоксикацию».