В 1965 году Валютное управление готовило документ в виде брошюры «О валютных отчислениях промышленности за поставки товаров на экспорт». Эти отчисления в основном предназначались для технических предприятий, осуществлявших экспорт машин и оборудования, но некоторые заводы, поставлявшие на экспорт такие сырьевые товары, как, например, сахар, также премировались. Писать я умел хорошо, и Владимир Григорьевич иногда привлекал меня к формулированию отдельных положений этого документа. Когда текст был полностью готов, на его базе вышло Постановление правительства, издать которое (своими силами) было поручено Внешторгу. Мы имели договоренность с типографией в г. Сухиничи (недалеко от Смоленска). Именно ей наше Министерство поручило его напечатать. По объему это было около десятка связок (килограммов по пять каждая), и, ввиду срочности изготовления материала, было решено направить меня за получением и доставкой брошюр в Управление. Поездка в Сухиничи была первой моей командировкой. В ожидании полной готовности документа я там пробыл дня три и затем все экземпляры привез в Москву.

В Управлении я проработал три года. У меня сложились хорошие дружеские отношения с курируемыми мною объединениями. Но особыми были мои контакты с начальником Валютного отдела объединения «Разноимпорт», старым волком в овечьей шкуре, Николаем Николаевичем – мужем легендарной директрисы сахарной конторы Продинторга. На вид он был очень тихий, мягкий человек, но в трудных ситуациях это был боец до мозга костей. Он как-то не позволял тронуть и себя, и умел постоять за своих сотрудниц, работающих практически без ошибок, у которых многому можно было научиться, например, пунктуальности (что я и впитывал в себя, как губка). Однажды, весной 1968 года, он пригласил меня в цоколь (так все называли нижний этаж здания Министерства) и без какой-либо подготовки спросил: «Что ты там сидишь?» «А что я могу сделать, об оперативной работе я могу только мечтать, волосатых рук у меня нет…» – ответил я. И тогда он предложил мне пойти оперативным работником в Продинторг в контору по экспорту и импорту сахара (а точнее – старшим товароведом), причем с более высоким окладом (уже не 130 рублей, а 150). Я был счастлив, и, не зная еще тогда его родственных связей, спросил: «А кто же меня туда возьмет?» Он ответил, что поможет мне в этом. Немаловажная деталь – весной 1968 года я заканчивал наши внешторговские курсы обучения английского языка, продолжая при этом получать надбавку за немецкий. На следующий день я пошел на «смотрины» на девятый этаж. Елизавета Гавриловна Гайдамашко, директор сахарной конторы, как сильный руководитель, любила поиграть в демократию, и (как потом мне рассказывали) пригласила наиболее приближенных к ней сотрудников посмотреть на меня и при них поговорить со мной. Конечно, решала все она сама, даже если бы ее мнение полностью не совпадало с мнением остальных. Но в данном случае положительное впечатление у всех оказалось единым. Я уж не припомню сейчас, о чем они меня спрашивали, но через несколько дней, по-доброму распрощавшись с начальством Валютного и коллегами, я начал работать в Продинторге. причем оформив свое назначение переводом (как и при переходе из Торговой палаты в это Управление). И это были лучшие годы моей трудовой деятельности в Министерстве, если можно так высокопарно сказать.

Начать, наверное, следует с того, что Советский Союз до 1973 года был вторым экспортером сахара в мире после Кубы, у которой мы покупали сахар-сырец (желтый сахар). Куба экспортировала ежегодно около 8 млн. тонн, из которых около 3,5 млн. тонн поставлялись в Союз, а СССР продавал около 1,5 млн. тонн. При этом надо подчеркнуть, что кубинцы продавали сахар-сырец, который мы перерабатывали на наших заводах для получения белого сахара, а мы продавали только продукт, готовый к употреблению. В 1973 году как экспортеры мы ушли с мирового рынка сахара ввиду сокращения поставок сырца из Кубы и, как следствие, в связи с необходимостью увеличения поставок для внутреннего рынка собственного свекловичного сырья. По договору с кубинцами, реэкспорт сырца и самого сахара, изготовленного из кубинского тростникового сырья, был запрещен. Мы имели право экспортировать только свой свекловичный сахар. Основные рынки сбыта были поделены между Кубой и СССР.