– Что ж, – вздохнул сновидец, провожая взглядом своего нового друга, – в следующий раз я обязательно проследую за тобой, а пока нужно незаметно вернуться в зону ожидания к своим любопытным друзьям.
Глава вторая
Этой ночью Шёпот стремился попасть только в дом к Августу, оставив десяток других детей без добрых снов. «Не страшно, если кто-то из моих подопечных не увидит сны. Подумаешь, какая важность! Ничего не случится за одну короткую ночь», – уверял он себя, оправдывая свой беспечный поступок.
Что его тянуло туда? Возможность узнать о своём прошлом? Да, он думал сейчас только о себе. Шестьсот первый говорил о том, что все существа созданы по единому образцу, в них заложено неимоверное количество эгоистичности. И ещё о том, что все рождаются единой личностью, умирая в полном одиночестве, при этом думая исключительно о себе. Все его слова сводились к тому, что любое небесное создание целиком руководствуется мыслью о собственной пользе и выгоде. Шестой хоть и часто повторял это себе, но всё же пытался сопротивляться этой точке зрения.
– А как же влюблённый человек? – наклонялся он к своему другу, пытаясь издёвкой вызвать его на интеллектуальный бой.
– Хм, – ворчал друг, отвечая на его низкий поклон, – люди сами не понимают, что такое любовь. Ты знаешь, они вообще глупые существа. Всю жизнь куда-то бегут, растрачивают себя на мелкие кусочки, а потом останавливаются и спрашивают: «А в чём смысл жизни?» И как раз в этот момент у них происходит взрыв бурной фантазии. Они заглядывают в своё несчастное прошлое и осознают, что всё делали не так, как могли или как нужно было сделать, как будто они действительно вправе менять свою линию жизни. Открою тебе секрет: не вправе! Все их поступки, все их события корректируются либо сновидцами, либо сознателями, либо другими подобными созданиями. И даже если человек ступит не на тот путь, то к нему всегда на помощь придёт существо, которое направит его в нужное русло. А он, глупый, страдает, делает из себя серьёзного хмурого ворчуна, опечаленного и обиженного на свою испорченную жизнь, вместо того чтобы наслаждаться моментом и полностью отдаваться ему.
– Так в чём же смысл жизни? – переспрашивал Шестой, уже скорчив недовольную гримасу.
– У каждого свой смысл, – язвительно бурчал собеседник, демонстративно отворачиваясь от его фигуры. – У нас смысл в том, чтобы приносить детям радостные сны, наполнять их головы счастьем и блаженством. У сознателей смысл заключается в воспоминаниях, интеллекте, детском и взрослом подсознании.
– А у людей, – перебивал его Пятьдесят девятый, – смысл в любви.
После этого высказывания он делал надменный и торжественный вид, будто пытался поднять бокал красного вина за здравие всего человечества.
– Да что же вы всё никак не уймётесь со своей любовью? – вклинивался Двести двадцатый, отталкивая романтичного друга. – Люди привыкли сами себе портить жизнь. Вот, например, встречается им на пути большая сильная любовь. И как вы думаете, что они делают с ней? Заполняют её работой, бытовыми делами, весёлыми досугами, лишь бы вытащить из себя это чувство. Сначала создают, а потом душат в себе эту адскую боль, глушат её очередной дозой успокоительных, лечатся от любви, выплёвывают её из себя. А душа, которая создана по своей сути добродушной, любящей особой, предназначенной для высших чувств, практически рождена для этого, сопротивляется, грызёт изнутри, царапает рёбра.
– Я думаю, – отвечал взъерошенный Шестой своему собеседнику, – что ты сейчас говоришь о невзаимной любви.
– Нет, мой дорогой друг, – сопротивлялся Двести двадцатый, – Шестьсот первый прав, люди уж слишком глупые существа. Они готовы растоптать даже взаимные чувства, сжечь их на костре воспоминаний и потом всю жизнь бродить по их пепелищу.