– Дед! Ты не переживай так. Обед я тебе буду готовить, а баба Маня скоро поправиться. Видишь, как бывает, иногда сердце и радости не выдерживает. Ты не волнуйся, я завтра съезжу в больницу и навещу её.

– Нюра, ты мине помоги письмо Нинке написать, я ведь ужо и карандаш не удержу в руках. Давай, мы прямо чичас и напишем, пущай ужо скоре приезжають.

– Ладно, дед, напишем. Там баба Маня обед приготовила, давай я тебя накормлю, а потом схожу домой за ручкой и бумагой, будем писать письмо.

Я пошла на кухню, собрала обед и позвала деда. Он зашёл, сел и, посмотрев на стол, взял ложку дрожащей рукой и стал есть, но через несколько минут, которые он потратил на то, чтобы донести до рта ложку со щами, он оставил свои попытки и, повернувшись ко мне, попросил:

– Нюр, ты пообедай со мной, а то мине одному тяжко тута сидеть, без старой. Не привык я один. – сказал дед, отложил ложку и заплакал, прикрыв глаза рукой. Он горько вздыхал и всхлипывал, а я смотрела на него и понимала, что я не нахожу слов для его успокоения, что бы я сейчас не сказала, толку от моих слов не будет, потому что дед с бабой Маней за всю жизнь не расставался ни разу и теперь он очень сильно переживал за её здоровье, боялся потерять свою «старую». Через некоторое время дед немного успокоился, взял ложку и стал есть. Я устроилась за столом, налив себе борща, чтобы деду не было так одиноко. Обедали мы молча, но думали оба о бабе Мане, беспокоясь о её здоровье.

После обеда я принесла бумагу, ручку и мы с дедом стали сочинять письмо Нинке. Дед строжился, размахивал руками, тыкал пальцем в бумагу и говорил:

– Пиши, пиши. Всё, как сказываю, пиши. – а говорил он много и не по делу, – пиши Нюра, пущай чичас жа сбираются и возвертаются домой. Неча по чужим углам болтатьси, чай дом родной есь и родители пока ишшо живы, слава те хосподи. – сказал дед и широко перекрестился в передний угол, в котором и намёка не было, что там хоть когда-нибудь стояла икона.

Мы написали письмо, и дед быстро засеменил вдоль улицы на почту, чтобы его отправить. Уехать в город я теперь не могла, надо было присмотреть за дедом и дождаться возвращения бабы Мани из больницы. Хотелось бы, конечно, и Нинку с дочкой дождаться, но это как получится. На следующее утро я поехала в больницу к бабе Мане. Пришла я туда рано и меня не пустили, сказали, чтобы подождала, пока закончится обход. Я села в коридоре на лавочку и, дождавшись, когда врач уйдёт в свой кабинет, пошла в палату. Открыв дверь, заглянула и не сразу увидела бабу Маню, обвела взглядом всю палату и обнаружила её на кровати, в углу, около окна. Кроме неё в палате лежали ещё две женщины. Она меня увидела и позвала:

– Нюр, здеся я. Ты пошто приехала-то? Мине здеся хорошо, тепло и кормют вкусно.

– Попроведать приехала. Как ты, баб Маня?

– Ужо легше, Нюра. Как тама дед?

– Дед нормально, я присматриваю за ним. Переживает, что Нинка с дочкой приедут, а ты в больнице.

– Нюра! Неужли дождалися Нинку? Никода не думала, чё завалюся в больницу от радости.

– Ты, баб Мань, главное не переживай, тебе нельзя расстраиваться, а то надолго здесь задержишься.

– Нет, Нюра, мине незя здеся долго разлёживатси, я хочу дома встренуть дочку с внучкой. Как ты давеча сказала её зовуть?

– Назира.

– Вот имечко, прости хосподи, хоть ба запомнить, а то позору не оберёсси.

– Ничего, баб Маня, увидишь свою кровиночку и уже никогда не забудешь её имени. – я посидела ещё некоторое время, успокоила её, чтобы она не волновалась за деда и собралась домой. – Ладно, ты лежи, выздоравливай, а я поеду, дел много, да деду надо обед приготовить, чтобы он без тебя не похудел.