– Ты мне не веришь? – Кэтрин сощурила глаза.
– Нет, не верю. – ответил парень.
– Как грубо. – возмутилась карательница.
– Зато искренне. – пожал плечами Дениел. – Ты сама подумай, оборотни и люди, даже рядом не стоят, а ты говоришь о том, чтобы человек оборотня уничтожил. Тут если человек и сможет убить оборотня, то спустя минуту и сами коньки отбросит, а тут двадцать только твоих стражей. Это бессмысленно. – уверенно продолжил Дениел.
Его начинало утомлять то, что он должен изображать присущие людям чувства и жесты. Они казались ему слишком пустыми и бессмысленными.
– Я проверяла лично – настойчиво сообщила Кэтрин.
– Значит, плохо проверила. – вздохнул Каратель, пытаясь замять, ставший скучным разговор.
– Раз такой умный, иди и проверь сам. – бросила Кэт.
– Обязательно, Кэтрин.
– Послушай, Дени, – неприязненно промолвила рыжеволосая карательница – я облазила каждую ель, каждый кедр, каждый клен, каждую яму и закоулочку, и не нашла следов оборотней. Ближе к городу появился один след, и только один, скорее всего это маньячка обернулась. И все, больше ни одного.
– Допустим, что я верю. Возможно, ты и права, но, тогда как они убили стольких?
– Я не знаю. – она накрыла глаза руками. – Знаешь, я уже устала обсуждать эту тему, подумаешь на пару собак меньше…
– Ты действительно устала. – усмехнулся Дени. – Я в первый раз из твоих уст слышу такое непочтительное отношение к оборотням.
– Да, что-то я переборщила.
– Вполне естественное заявление. Мне самому в тягость работать с этим, как выразилась Алекса, «отбросом». Оборотни не наши друзья, они наши враги. И помогать им не наша обязанность. Глупо это отрицать.
– Именно. – усмехнулась Кэтрин. – Наша обязанность их уничтожать.
– Как думаешь, они сильно расстроятся, узнав что мы больше не намерены с ними сотрудничать?
– Вожаки будут в ярости. – скучающим тоном добавила Кэтрин.
Луна отражалась в серой непроглядной озерной воде, освещая мир, в бликах своего существа, поглощая и возрождая живущее сейчас, и когда-то давно в прошлом.
Прикрываясь тучами и небом, Луна жила. Ради смены жизней в опустившихся сумерках, оживляя все мертвое, и даруя свободу. Повинуясь воле ночной царицы, существа восставали из под земли. Они кричали и молили оставить их в мире мертвых, но она, неумолимо вырывала их из оков смерти, и убивала недостойных вновь, не прощая ошибок. Они шли, повинуясь ее зову, то взлетая, то падая вниз, навстречу ледяному отражению царицы в воде. Их слезы и крики оглушали всех и вся, но не давали шанса услышать, разрывая словами и муками изнутри, моля о пощаде.
Ее неприступность и холод, добивали умирающих. Она мучила их, вкушая их страдания, и светясь от этого сильнее, чтобы поднять еще больше новых и старых своих жертв.
Смерть. Луна жила ей, она питалась ужасом и муками, увеличивая свою власть в тысячи раз. Заставляя чувствовать свою ничтожность. Она не пыталась поощрить, она жестоко наказывала.
Девушка шла среди деревьев, огибая их и прижимаясь телом к каждому, пытаясь защититься, ведь она слышала голоса и крики мертвых. Их муки и крики, она боялась. Безграничным, парализующим страхом, который вызывал дрожь, но подгонял своими щупальцами изнури, обволакивая и поглощая. Бойся. В ее глазах отразилась царица минувших ночей, царица мертвой жизни, царица смерти. Карие глаза распахнулись от увиденной картины, смешавшей в себя и боль, и прекрасное. Она замерла, не зная что делать, забыв как дышать, забыв как жить, как чувствовать. Она смотрела на нее, серебристую и зловещую, окруженную на синеве неба, яркой аурой света. Ее взгляд упал на поляну перед озером, в непроглядных сумерках трудно было что-то заметить кроме тумана и призрачного сияния. Девушка перевела дух, должно быть показалось. Плавно оторвавшись от ствола дерева, она двинулась вперед, к глади зеркальной чистой воды, обходя поляну по середине, она все больше попадала под чары ее величества. Она забыла об опасности, повинуясь минутной слабости, не думая о последствиях. Казалось, её легкий шаг отдавался гулким басом где-то глубоко в земле, в самых затаенных глубинах небытия. Она наслаждалась прохладой воздуха, нежными прикосновениями ветра, темноте вокруг. Ей хотелось не думать, просто идти и слушать, забываясь. Окруживший ее ореол спокойствия – убаюкивал.