– Хорошо бы, – сказал отстраненный старшина. – Но нет ружей.

– Сделать макеты из досок!

Назавтра многие заборы в Ейске недосчитались своих досок. Целый день с помощью ножей и финок солдаты мастерили макеты ружей. У одних получалось хорошо, у других похуже, но макеты были изготовлены. А еще через день по улицам города браво шагали колонны солдат, распевая строевую песню:

Гремя огнем, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин
И первый маршал в бой нас поведет!

Женщины смотрели на наше вооружение и тихо вытирали слезы.

Контуженный полковник

Вскоре появился полковник и по старшинству возглавил наше воинство. Полковник прибыл к нам из госпиталя после тяжелой контузии. Он плохо слышал и, чтобы говорить с ним, приходилось кричать. Собрав старших групп, он опросил их и каждого назначил на временную должность. Маршировки по городу с макетами вместо ружей он отменил.

Вызвал он и меня.

– Имя?

– Младший сержант Чухрай! – доложил я.

– Вижу. Военная специальность?

– Связист.

– Говори громче. Я плохо слышу.

– Младший сержант!!! Связист!!! – прокричал я.

– Хорошо! Будешь моим начальником связи.

«Опять повышение! – подумал я – Начальник связи корпуса по званию должен быть полковником» Опять временный взлет карьеры! Но я уже не относился к этому повышению серьезно.

Полковник поселился в небольшом особняке недалеко от базара. На втором этаже особняка был его кабинет с канцелярским столом и единственным венским стулом. В углу, у стены, стоял бронированный сейф с секретными документами, в соседней маленькой комнате – спальня с железной больничной койкой. На первом – большая комната с пятью железными койками для меня и моей команды.

Нам предстояло по очереди дежурить у телефона, висящего на стене в коридоре, принимать телефонограммы и криком сообщать глухому полковнику их содержание Приказы по телефону полковник отдавал сам. Для охраны сейфа с секретными документами нам выдали единственную винтовку образца 1891 года. Мы передавали ее друг другу вместе со сменой дежурства.

А добровольцы все прибывали и прибывали.

Матрос

Третий день море штормило. Волны, казалось, со злостью обрушивались на пирс. Холодный ветер заставлял добровольцев кутаться в шинели. Ночью на город с неба обрушились струи ливня. Ветер бросал пригоршни воды в окна, и они барабанили о стекла. Я сидел под единственной лампой у телефона и читал Генриха Гейне (других книг в особняке не было) Неожиданно послышался настойчивый стук в дверь. Гофар Аликперов, дежуривший у телефона, вопросительно посмотрел на меня: что бы это могло означать? Стук в дверь повторился настойчиво и тревожно Я подошел к двери.

– Кто?

В ответ кто-то кричал. Но слов из-за ливня и ветра нельзя было понять. Я взялся за ключ. Гофар наставил ствол винтовки на дверь.

– Давай!

В открывшуюся дверь ворвался холодный ветер и брызги воды. В дверях стоял матрос в тельняшке, с него струями стекала вода. Оттолкнув меня в сторону, он вошел в вестибюль и, с силой захлопнув за собой дверь, закричал:

– Где начальник? Давай начальника!

– Полковник спит.

– Я с той стороны… – И к Гофару: – Убери, гад, пушку!.. Переплыл через пролив… Нужен начальник… Срочно!

По взволнованному тону и виду матроса мы поняли, что случилось что-то важное.

– Пойдем, – сказал я. – Разбудим его. Поднявшись по лестнице, мы остановилось перед дверью полковника.

– Подожди здесь, – сказал я матросу, – я доложу. Матрос согласно кивнул. А я заметил, что он весь дрожит от холода и нетерпения.

Полковник проснулся, сел на кровати в одном исподнем.

– Что?

– К вам какой-то матрос. Срочно.