В одну из суббот, после непрерывной двухмесячной отсидки на крейсере он собрался на сход, развеяться. Выходная смена на юте у трапа, ожидала командира, он должен первым пройти по трапу на командирский катер. Все остальные убывают на баркасах.

Командир окинул взглядом офицеров, хмыкнул, увидев Асланова, и неожиданно весело спросил: «А Вы куда собрались, товарищ старший лейтенант? Думаете, если сдали зачет на обслуживание своего заведования, это все, что ли? А корабль Вы изучили? Что подо мной?» Командир топнул ногой.

Асланов доложил:

– Тринадцатый кубрик.

Командир продолжил:

– Что под кубриком?

– Продовольственный склад с мукой и сыпучими крупами.

– Что ниже склада?

– Цистерна с питьевой водой номер семь.

– Дальше?

– Не знаю, товарищ командир.

Анатолий Михайлович удовлетворительно хмыкнул:

– Сход Вам не разрешаю. Изучайте корабль. Зачет будете сдавать лично мне.

С тем и убыл. Асланов чертыхнулся:

"Черт знает, что? Ну да ладно, выучу я тебе весь корабль".

В течение всего следующего месяца Асланов излазил помещения от носа до кормы, изучил все параметры корабля, калибры орудий, принципы работы минно-торпедного оружия и даже выучил теорию управления шлюпкой под парусом. Не удивился, когда командир вечером в пятницу пригласил его к себе в кабинет через вестового.

Решительно открыв дверь, сделал три шага вперед и по уставу доложил:

– Старший лейтенант Асланов по Вашему приказанию прибыл.

– Ну что, готов? – спросил командир, не здороваясь.

– Так точно, товарищ командир!

– Перечислите мне все помещения от носа до кормы на всех трех палубах, а потом посмотрим. Начинайте! – командир откинулся на кресле, постукивая линейкой по столу.

В течение часа он внимательно слушал, ни разу не прервав Асланова. Не спрашивая разрешения командира, Асланов плавно перешел на вооружение крейсера и работу двигателей, когда он перешел к параметрам радиолокационной станции, шел третий час его монолога.

– Хватит, – хрипло прервал его голос командира, – зачет Вы сдали. Можете завтра идти на сход. Вы свободны.

Поворот через левое плечо, уже у двери, когда рука потянулась к ручке, сзади раздалось:

– Как называется верхняя оконечность мачты на шлюпке?

– Топ-мачты, товарищ командир, – развернувшись, громко отчеканил Асланов.

– Ладно, все. Идите.

В приемной он весело посмотрел на вестового и вдруг произнес несколько слов на незнакомом языке. Вестовой удивленно заметил, что при этом на мгновение недобро по-волчьи блеснули и погасли глаза у старшего лейтенанта.

В субботу утром с Угольной пристани Асланов медленно поднимался по Ушаковой балке. В голову лезли всякие дурные мысли. "Надо же, ходить по земле разучился, – думал он про себя, – немудрено после трехмесячного пребывания на этом куске железа. И что он ко мне привязался, может, кто-нибудь из наших местных осетин с его женой переспал, а он на мне отходит. Или морду ему какой-нибудь земляк набил. Поди догадайся. Кто-то с его женой спит, кто-то бьет ему морду, а все "комплименты" – мне. Ну а дальше что будет? Наверняка же он не угомонится. Вчера в кают-компании, сволочь, как посмотрел… Что дальше будет? А будь что будет". Он вздохнул. Разговаривая сам с собой, не заметил, как оказался у женского общежития. Раздраженно подумал: "И еще эта шлюха на работе не окажется".

На первом этаже, подойдя к закрытой двери с надписью: "Комендант общежития", Руслан сердито ткнул ее кулаком, от удара она распахнулась. С пронзительным визгом сидящая за столом стриженная брюнетка бросилась к нему на шею, обхватив его руками и ногами, она намертво повисла на нем. От визга или веса девушки, но старший лейтенант потерял равновесие, и они вместе грохнулись на пол. Взгромоздясь на распростертую жертву, она, впившись зубами в его губы, руками быстро расстегнула ему ремень и пуговицы на брюках. Сопротивляться было бесполезно. Несомненно, это было изнасилование, но наоборот. В этом была суть Гульнары, или Гали, как она себя называла по-русски. Волжской татарке само слово "стесняться" было чуждо. Подчинялась она только своим животным инстинктам. Год назад они впервые встретились на какой-то холостяцкой вечеринке. Это существо само пригласило его на танец, хотя никакого впечатления на него не произвело, до тех пор, пока не открыло свой рот. Прижавшись к нему в танце, просто и откровенно выдала: