Я лихорадочно ищу решение. Мне совсем не хочется, чтобы сердце Шарлотты разбилось вдребезги.

Возвращаюсь к математике. Ну и денек! Да я со школьных экзаменов столько не считала, сколько за сегодняшний рейс! Значит, так… Баллен старше Шарлотты на… на… на сорок с чем-то лет! Сорок лет – спятить можно!

Нужно составить план действий. Мы проведем в Монреале – вместе с Фло, Жорж-Полем, Жан-Максом и Шарлоттой – одни сутки. И за эти сутки я должна придумать, как открыть маленькой дурочке глаза на этого типа. Притом без посторонней помощи. Даже речи быть не может, чтобы я разболтала тайну подопечной остальным, особенно Флоранс, которая всегда ненавидела командира Баллена.

А впрочем, не так уж все и серьезно. По крайней мере, признание Шарлотты хоть ненадолго отвлекло меня от назойливых призраков прошлого. Я с удивлением ловлю себя на том, что стараюсь от них отделаться. Если хорошенько подумать, в этой сумме совпадений нет ничего невозможного. Доказательство? Это со мной происходит! Но возможно другое: они связаны с чем-то не имеющим отношения к случаю… что бы там ни говорил Поль Элюар!

Успокоившись насчет своей судьбы и встревожившись за Шарлотту, угодившую в зубы нашему воздушному волку, я с облегчением чувствую легкую турбулентность, сотрясающую самолет. Вот удобная возможность размять ноги. Я прохожу по салону, успокаивая пассажиров. По опыту знаю, что даже легкие толчки могут вызвать у самых боязливых непреодолимый ужас. Я ободряю улыбкой родителей, уговариваю детей сидеть смирно, проверяю, все ли пристегнуты, советую поднять столики. Несколько толчков посильнее вызывают у одних испуганные возгласы, у других (немногих) – смешки. Словом, до паники далеко.

Один пассажир, как раз передо мной, судорожно вцепился правой рукой в подлокотник, а левой в свою жену. Лет сорок на вид, смуглая кожа, черные всклокоченные волосы и жиденькие усики. Иностранец. Скорее всего, малаец. Но изъясняется по-английски. Бормочет что-то невнятное – похоже, молитву – и, судя по всему, никак не может решить, что ему вырвать – подлокотник из гнезда или руку жены. Подхожу ближе. Он меня даже не замечает: глаза зажмурены, с губ срываются невнятные слова молитвы, которая его спасет. Жена слушает, продолжая его поглаживать, и я понимаю, что мольбы мужчины относятся к ней. Наклоняюсь, чтобы предложить воды, мятную конфетку, успокаивающее. И слышу:

When our islands are drowned, when our wings are down…[18]

Толчок самолета, который никто из пассажиров даже не заметил, отбрасывает меня на два сиденья дальше. Я встаю, пошатываясь. Пассажиры с тревогой смотрят на меня: С вами все в порядке, мадам? Я не отвечаю, у меня нет сил говорить, я только и могу, что бессмысленно повторять и повторять слова, которые бормотал этот малайский пассажир, которые я наверняка плохо расслышала – When our islands are drowned – и наверняка не так перевела – When our wings are down. Которые исказила, переврала…

When our islands are drowned, when our wings are down…

Неужели я схожу с ума?

– Нати, ты в порядке? – обеспокоенно спрашивает подбежавший Жорж-Поль.

– Д-да, GP…

Какое там «да» – конечно, нет! Я и впрямь схожу с ума! Эти слова, английские слова, произнесенные малайцем… эти слова я слышала от Илиана двадцать лет назад… Его последний подарок мне.

Это мои слова. Это только мои слова!

Никто другой не может их знать!

Так где же их украл этот малаец?

Жорж-Поль поддерживает меня, я едва стою на ногах. В голове звон, вспыхивают огоньки, звучит голос, идущий сверху, будто с небес. Голос ангела?

Да, ангела… имитирующего квебекский акцент.