Лишь так родится настоящая поэзия: «Неизвестен ни один случай – чтобы роза обманула свою пчелу – хотя аромат в особых случаях был получен путем Багрового опыта» – говорит она в письме.

Поэзия Дикинсон нелегка для понимания. Иные слова она употребляет как символы. Так Голубой или Таинственный полуостров, экзотические страны (например, Бразилия) – обозначают нечто недостижимое, быть может, запредельное. Символичны цвета: лазурь или пурпур; она рисует не просто картины природы, но «ландшафты души».

Многие стихи Эмили Дикинсон по форме напоминают загадку, но мысль ее точна и неожиданные метафоры стремятся схватить и сконденсировать самую суть поэтической мысли. Про нее можно сказать, что она «мыслит стихом».

Напряженность чувства нарастает до белого накала в борении Жизни со Смертью, Веры и Сомнения, Радости и Отчаяния, Любви и Отречения от любви. Дикинсон спорит с самим богом. Она то вверяется ему, как ребенок, то восстает против него, потому что не доискаться, не достучаться, и диалог обрывается в пустоте: «Бог отвечает “нет” или совсем не отвечает». Так же труден диалог с природой, которая остается в конечном счете непостижимой. Но именно непознанное манит.

Бездна времени, беспредельность пространства для Дикинсон не абстракция. Говорят, что человек не может смотреть на смерть, как не может смотреть на солнце, но Эмили Дикинсон не нуждалась в дымчатых стеклах. Смерть в ее разных аспектах одна из основных тем творчества поэтессы. Смерти противостоит упоение жизнью.

«Я нахожу в жизни счастье – доходящее до экстаза». «Жизнь сама по себе так удивительна – что оставляет мало места для других занятий».

Каждое чувство концентрируется в фокусе наблюдения и переживания так остро, что даже радость превращается в источник боли. Дикинсон любит предощущение, «момент предисловия». Высший момент подъема – это одновременно и момент спада.

Вот почему в театре ее души иногда центральные роли играют Возможность, Невероятное, Недостижимое.

Эмили Дикинсон остро ощущала трагизм эпохи и собственного бытия, по у нее было средство защиты: ирония. Она способна смотреть как бы со стороны, с иронией, даже на своего лирического героя – себя самое.

Для ненавистных ей дельцов и политиканов, мещан и филистеров у нее наготове едкий сарказм или своеобразный американский юмор. Сатирические стрелы беспощадно бьют в цель: «Зверинец для меня // Моих соседей круг».

Эмили Дикинсон писала в уединении, но стихи ее не монолог, им свойственны разговорные интонации, словно она обращается к кому-то и ждет ответа. Охотно применяет она и подлинно ораторские приемы, спорит и убеждает.

Нередко стихотворение начинается с чеканного афоризма и далее следуют один-два примера, подтверждающие философскую мысль или житейское наблюдение. В немногих строфах рассказана жизнь человека, повесть о чьей-то гибели или небывалой стойкости. Некоторые ее стихотворения, в сущности, трагические новеллы.

Но порой звучит «простая песенка». С высот философских созерцаний Эмили спускается к житейскому, доброму, ведь и она тоже «одна из малых сих». Любовь – движущая сила ее жизни и поэзии. Жизнь уже оправдана, если удастся согреть хоть одну замерзающую малиновку.

Лирика Эмили Дикинсон ныне драгоценное достояние американской и мировой литературы.

сказала Дикинсон о подлинном поэте, а тем самым и о себе самой.